– Да в том, сударь мой, что вам надо быть моим тайным агентом.
– Агентом? – переспросил Палтусов, переставив ударение.
– Именно! Ха, ха! Я не в сыщики вас беру. Рассудите – вы мне уже говорили, что желали бы присмотреться к делам и выбрать себе, что на руку. Ну не пойдете же вы ко мне в конторщики или нарядчики?.. Компаньоном – у вас капитала нет… Пай предложу вам с удовольствием. Но этого мало. Вы можете быть весьма и весьма полезны нашим операциям и теперь и после… У меня в голове много прожектов. Я целые дни занят, разрываюсь, как каторжный, и страшно от этого теряю… Тут надо человека отыскать, туда заехать, там понюхать. Вот и необходим агент! Но какой? Вы не обижайтесь… такой, чтобы стоил компаньона.
– Понимаю, понимаю, – тихо повторял Палтусов и глядел в стакан с шампанским, точно любовался, как иглы тонкого льда мигали в вине и гнали наверх пузырьки газа.
– И не побрезгуете?
– Идея хороша!
– И тянуть нечего. Проволочка всякому делу – капут!.. А положение простое – процент. Вам небось сказывали, что я умею платить и делиться? Это – первое. Примите добрый совет…
Тут глаза Палтусова слегка покраснели.
– Идея прекрасная, Сергей Степанович! – выговорил он и встал со стаканом в руке. Глаза его обежали и светелку с видом на пестрый ковер крыш и церковных глав, и то, что стояло на столе, и своего собеседника, и себя самого, насколько он мог видеть себя. – У вас есть инициатива! – уже горячее воскликнул он и поднял стакан, приблизив его к Калакуцкому.
– Без ученых слов, голубчик!..
– Нет, позвольте его повторить, Сергей Степанович! Инициатива! По-русски – почин, если вам угодно! Отчего мы, дворяне, люди с образованием, хороших фамилий, уступаем всем этим… Как вы выражаетесь – хамам? Отчего? Оттого, что почина нет… А хам – умен, Сергей Степанович!
– Плут! – вырвалось у Калакуцкого.
– Умен, – повторил Палтусов. – Я его не презираю. Такой же русак, как и мы с вами… Я говорю о мужике, вот об таком Алексее, что служит нам, о рядчике, десятнике, штукатуре… Мы должны с ними сладиться и сказать купецкой мошне: пора тебе с нами делиться, а не хочешь, так мы тебя под ножку.
– Отлично! Да вы оратор! Разумеется, нам следует выкуривать бороду. Я это и делаю…
– За эту идею позвольте чокнуться, – протянул Палтусов стакан к Калакуцкому.
Тот тоже привстал. Они чокнулись и три раза поцеловались. Это сделалось как-то само собой.
И Калакуцкий начал рассказывать анекдоты из своей практики: как он начинал, чему выучился, сколько раз висел на волоске. Он привирал невольно, в жару разговора, увеличивая цифры убытков и барышей, щеголял своей сметкой и деловой неустрашимостью. Все это отлично схватывал Палтусов; но хвастливые речи строителя, возбужденные вином, пары шампанского, аромат ликеров, дым дорогих сигар образовали вокруг Палтусова атмосферу, в которой его воображение опять заиграло. Ведь вот этот подрядчик не Бог знает какого ума, без знаний, с грубоватой натурой, а ведет же теперь чуть ли не миллионные дела!