– Я хочу сказать, – то этот мой предок, простите, если я оговорился, прав, а я в своей молодости написал неточно:
– Хорошо пить на природе – там не встретить бюст Льва Ландау, и знаете почему?
– Почему?
– Потому что там нет не только его, но нет – значит – черно-белых квадратов и другого преследователя-последователя марксизма, нет, пока еще не Леона Иль и его вечной подруги:
– Индиры Ганди, – на которой ему так не подписали разрешения жениться, а нет продукта его жизнедеятельности…
– Кукурузы! – крикнул Сори, желая показать, что он с этим парнем:
– В контакте.
И чтобы все убедились, что это именно он, а не его уже бывшая эманация, прочитал стихи про Рождественского Гуся.
Многие ужаснулись, а некоторые огляделись, и поняли, что:
– Пока еще не совсем ясно, кто именно, но одиозные личности, которые должны быть в это время на Поселении в Крае:
– Кажется здесь, – и скоро будет ясно, кто именно.
Еще один парень подошел к их столу и представился, но никто не понял, как.
– Он сказал Монсоро.
– Нет, нет, он сказал Густафф, – поправила предыдущего оратора Реди.
– Я думаю, они скорое проявят себя, как плоды тех яблонь, которые мы во времена оные посадили на Марсе, и тогда:
– К гадалке не ходи – это они.
– Кто, покойники? – спросил Пли.
– Если бы, – ответил Войнич, – но именно те, кого гонят, как Каина с насиженного места опять в:
– Другое.
– Я думал, здесь лучше, чем на Поселении, – сказал Пели, и хотел проверить свою версию, попросив первого парня прочитать стихотворение, но не успел, это сделал второй:
– Прочтите, пожалуйста, что-нибудь из Воскресения.
И он сказал:
САД ВОСКРЕСЕНИЯ
О, как дожить
до будущей весны
твоим стволам, душе моей печальной,
когда плоды твои унесены
и только пустота твоя реальна.
Нет, уезжать!
Пускай куда-нибудь
меня влекут громадные вагоны.
Мой дольний путь и твой высокий путь —
теперь они тождественно огромны.
– Я знаю этого гуся, он мне на Зоне надоел своими стихами, говорит, что Бродский, а какой Бродский – неизвестно, если известно, что он, кажется, умер, – сказал, и что характерно:
– Из-за спины поэта высокий Монтик.
– Он знает, – сказал Войнич, как будто серьезно, – они вместе работали.
– Нет, а действительно, – сказала Редисон, – тот был лысый, как пень без дерева, а этот не только похож на Джека Лондона в роли Морского Волка, но еще и с бородой.
– Вы не смотрите на мою бороду, – сказал Брод.
– А что, ненастоящая? – спросил Войнич, и сам попросил разрешения, но не у него самого, а у своей клоаки, проверить. Не успел не зек, конечно, еще, а только Поселенец, сделать оговорку, что не только не хочет, но и:
– Как