А когда поняли, что она здесь и не очень-то нужна, так как было очевидно:
– За сиреневыми полосами чистого стекла скрываются хитро-добрые глаза великана шеф-повара, и просто добрые его начальника-контролера Димы.
Кто из них Бэлл так и осталось пока неизвестным, Дима-директор, так и не прошел кастинг на мессира, и скорее всего, из-за того, что на спор, и из-за большой нужды в славе, согласился дать избить себя три раза по жопе своему другу-врагу длиннолапому шеф-повару, который сам претендовал на эту роль, но тоже:
– Не вышло.
А банальный вариант с Олегом Басилашвили нам, к сожалению, не подходит, ибо:
– Что было – то прошло и, следовательно, повториться не может, а может только:
– Возродиться, – что значит родиться заново. – А нового – как обычно – не узнают.
Евтушенко? Он, увы, проиграл Бродскому, и проиграл настолько, что можно подумать:
– Был бы не против, если бы его вообще никогда не было.
Вот говорят:
– Народ на площади мог бы кричать, чтобы освободили не Варраву, а Иисуса, и:
– Его бы не убили. – Возможно ли это? Ответ:
– Нет. – Просто по-простому, как и сказал Каи:
– Пусть лучше Один Человек погибнет, чем весь народ.
А толпа – это и есть народ, он не состоит из мнений отдельных человеков, а имеет своё:
– Личное мнение, – которого уже не было, когда Иисус нес крест через четырнадцать точек распятия, тогда люди выражали уже:
– Своё Личное мнение, – и они плакали.
Тем не менее, этот парень из леса, кажется, так и пёр на Это Место, ибо опять выполз-вырвался из-за своего стола, так как всё равно, как он сказал:
– Пока нет горячего, я скажу-свяжу несколько слов и много букв:
Приходит время сожалений.
При полусвете фонарей,
при полумраке озарений
не узнавать учителей.
Многие задумались:
– Кто принесет себя в жертву?
Ибо, как заметил Плинтус, обращаясь к Редисон Славянской:
– Ты меня не бросишь?
Но не успела эта амэрикэн-лэди:
– Определиться вот так сразу, – что можно было играть марш Мендельсона. – Ибо, да, это была леди, которая могла бы быть в некотором смысле Ека-2, пусть не Фике, не Августа, но София, тем более, можно было уже не глядя по сторонам ожидать поддержку в виде Феклы-Моти с четвертью подсолнечного масла, приготовленного для всякого, кто попытается перебежать дорогу Графине, как нежно они общались между собой:
– Электрическая Княгиня и Любомудрая Графиня. – Хотя не исключено и обратное.
Поэт что-то почувствовал, в том смысле, что их может быть больше, чем одна, и неожиданно даже для самого себя, опять сел на место:
– И вовремя, – ибо могучая леди прошла бы сквозь него, как линкор