– Вы откуда, позвольте полюбопытствовать, родом?
– С-под Ярославля мы. Мещанина Загосина дочь. Батюшка мой веревки плел.
– А мой батюшка, видать, этими веревками все перевязывал. Я ведь тоже ярославский уроженец.
Ну, тут, конечно, земляки весьма обрадовались обретенному знакомству. И принялись обходиться друг с другом попроще. Как-то Сабанеев заметил на скуле женщины ссадину. Пульхерия соврала, будто неловко опустила коромысло. Она не умела жаловаться. Но когда в следующий раз пришла с синяком на подбородке, генерал вызвал к себе фельдшера – небывалая честь – и устроил ему разнос.
– У тебя шестеро детей! Пьяная скотина! А ты при них бьешь мать. Если я еще раз увижу… только услышу, что ты посмел… пальцем тронуть жену! Я тебя прогоню с места без содержания.
Сабанеев едва совладал с собой. И чего людям не живется? При такой крале! При славных ребятишках! Более всего ему хотелось придушить засранца. Тот стоял, ухмылялся и очевидным образом не понимал, чего от него добиваются. Моя жена – хочу, с кашей ем!
Генерал все меньше и меньше хотел отпускать Пульхерию Яковлевну из школы домой. Тем более что она как-то обмолвилась:
– Так бы и осталась здесь. Я бы эту халупку прибрала, печку выбелила. Хорошо тут, как за каменной стеной. А у меня? Одно и то же. Где была? Где гуляла? Будто я гуляю.
Дело решилось само собой. Вечером в воскресенье, когда Иван Васильевич сидел у себя на квартире и дул чай с ромом, мимо окон по улице опрометью в сторону Днестра пронеслась Пульхерия, вереща благим матом. За ней гнался фельдшер с обухом в руках. Допился черт до белой горячки! Генерал вылетел во двор в одной рубашке. Даже форменный сюртук забыл накинуть. Сбил злодея с ног, отобрал «оружие» и только потом кликнул караульных.
– Под арест его. Суток на трое. Не хватало нам еще смертоубийства в корпусе!
Распоряжался, а сам думал о другом. Пульхерию Яковлевну он нашел на берегу реки. Она схоронилась в ивовых плавнях, залегла, как заяц, за пенек, ни жива ни мертва. Генерал извлек ее на свет божий, ободрял, утешал, а уж там, как водится, и обнимал. Наконец увел к себе. Там они поладили без всяких объяснений, словно давно знали, что так тому и быть. Утром Пульхерия Яковлевна засобиралась домой. Но Иван Васильевич удержал ее.
– Незачем тебе туда идти. Я за детьми. Здесь будете жить.
Фельдшерша ахнула. Мало ей позора на одну ночь, так теперь совсем в открытую слыви пропащей.
– Я на тебе женюсь, – собравшись с духом, заявил генерал. – Сегодня же выгоню твоего мужа, и венчаемся.
– Так нельзя, – испугалась женщина.
– Можно, – отрезал Сабанеев. – Я здесь начальство.
Он говорил правду. На сто верст вокруг главнее него не было.
Иван Васильевич пошел к дому фельдшера. Отворил дверь. Дети прятались на печке. Двое старших убежали