На сделанный майором по-фински вопрос продавец, знавший, конечно, местный язык, отвечал, что дешевле пятидесяти крон, ей-ей, отдать не может.
– Это сколько же? – спросил Спафариев, передавая майору свой кошелек. – Будьте добры, рассчитайтесь.
Тот стал рассчитываться с торговцем. Иван Петрович же, взявшись руками за край полной яблоков тележки, перекувырнул ее. Яблоки, подпрыгивая, рассыпались, покатились кругом по земле.
В первый момент рыночные торговки, не упускавшие уже из вида наших туристов, были, видимо, поражены небывалой выходкой чужестранца и сочли его, вероятно, за полоумного. Когда же он теперь любезным жестом весьма наглядно пригласил их не церемониться, они не дали повторить себе приглашения и наперерыв бросились подбирать с земли даровое угощение в передники и за пазуху. Не обошлось при этом, разумеется, без завистливой брани и легкой потасовки, причем у одной торговки был опрокинут кувшин с молоком, у другой – корзина с яйцами. Но сцена вышла тем оживленнее и разом собрала кучку зрителей. Только самому торговцу было словно жаль своего «отборного» товара.
– И смех, и грех! – говорил он, почесывая за ухом.
– А! Фрекен Хильда? – заметил фон Конов, подходя с поклоном к одной из зрительниц, барышне-подростку.
Та, как уличенная в шалости школьница, вся зарумянилась и, пробормотав что-то, поспешила вместе с сопровождавшей ее горничной выбраться вон из толпы. Но, несмотря на то, что на ней было еще коротенькое платьице и золотисто-белокурые волосы ее были сплетены сзади в две длинные косички, она была уже так стройна, свежее личико ее было так миловидно, что Иван Петрович, не отрываясь, глядел ей вслед.
– Кто это? – спросил он майора.
– А фрекен Хильда Опалева, дочь коменданта здешней цитадели, – был ответ. – Заметили вы у нее в руках книжку?
– В черном переплете с золотым обрезом?
– Да. Это – священная история: фрекен Хильда ходит к пастору в ученье перед конфирмацией.
– Но ей ведь лет не более тринадцати?
– Нет, уже четырнадцать минуло. И то было бы рано конфирмоваться, но жених торопит…
– Она уже невеста!
– Негласная. Но в этаком маленьком городке всякий секрет, – как у вас, французов, говорится, – un secret de polichinelle.
– И выходит, вероятно, за какого-нибудь друга детства?
– Нет, за человека, который мог бы быть ей чуть не отцом: первого здешнего денежного туза, Фризиуса.
– Коммерции советника?
– А вы, господин маркиз, почем знаете?
– Случайно только что познакомился с ним.
– Почтенный и, можно сказать, ученый муж. Отец его, здешний немецкий пастор, готовил его себе в преемники и отдал сперва в Упсальский университет.
– То-то он так и мечет латинскими фразами!
– Да, это его и сила, и слабость.
– Но тем не менее он выбрал коммерческую карьеру, чтобы скорее нажиться?
– Нажил он, точно, говорят, миллионы, но опять-таки благодаря только