– Я по глотку не пью, за бутылку на двоих.
– Без закуски? Я без закуски даже пиво не пью, – сказал Пархоменко, – а это он сидел рядом… рядом с Котовским, который замаскировался на этом собрании благородных непьющих спортсменов нудистом. – Зачем ты это сделал? – спросил после второго глотка Пархоменко.
– А что заметно?
– Наоборот, нет, хорошо, я бы тебя ни за что не узнал, если ты сам не сказал, что нудист.
– Я ничего такого не говорил.
– Ты сказал Мяу.
– Я? Нет. Если, кто и сказал Мяу, то это только ты Парик.
– Хорошо, хорошо, ты хочешь записаться на следующий бой?
– Да.
– Запишись, грохнешь ее – я выйду.
– Как ты выйдешь, ты уже сейчас заговариваешься, тебе нельзя пить, а ты носишь в кармане целую бутылку Хени. Дай ее мне.
– Нет.
– Почему? Не могу, понимаешь.
– Почему?
– Ты сам заговариваешься.
– Мы уже договорились, чтобы я тебя грохнул во втором раунде? Ты должен, должен продержаться до второго раунда, ты понял?
– Зачем? Ибо… ибо я уложу тебя в первом, скажи только:
– В начале, в конце, или в середине раунда?
– Нет, это ты мне скажи в каком углу тебя положить, в Сонькином, или у этого Фрайера?
– Я агент Фрайера, – признался Пар.
– Нет, точно, или ты просто так думаешь? – спросил Катовский.
– Нет, просто уверен.
– Ну, откуда?!
– Знаю и всё. А откуда не знаю. Ну, ты видел, что сейчас он мне подмигнул?
– Сомневаюсь, с такого расстояния это может быть просто аберрация точки зрения. Цвета глаз даже не различить? Он кто вообще?
– А я помню? Тайный агент вроде из Хермании.
– Что говорит?
– Говорит, что всё в его огромных лапах. Ты видел, какие у него лапастые лапы?
– Он, что пингвин?
– Почему? Он как раз наоборот: пишет книги, а на ринге не дерется.
– Тогда думаю, как раз это ему и придется делать, – сказал Кат.
– Почему? – спросил Пар.
– Так, а здесь всё делается через жопу.
– Это да, но может обойдется. У меня же ж здесь больше абсолютно нет покровителей, отнимут ведь всё, что было нажито непосильным трудом, – он заплакал, уронив лицо своё на опустившиеся руки.
– Выпей еще, – сказал Кат-Мяу, и протянул другу, задержавшуюся в его лапах бутыль Хени. – И да: много у тебя было? Завод, фабрика, али может ты был кулаком на деревне у дедушки? Признавайся, фермер, что ли? – и он заржал, как лошадь, которую к счастью сегодня не повели на мясокомбинат. Впрочем, чему тут радоваться, до завтра всё равно не убежать. Дали бы хоть побольше времени на адаптацию к переходу в мир иной:
– Авось Там действительно лучче.
– Да – нет, че-то неохота, страшно, муторно даже как-то. Так бы и жили здеся, если бы побольше везло.
– Это ошибка: нам везет, – сказал Котовский. – Вот сам подумай, что бы было,