– Да он мужик… классный! – сказал Всеволод, по-детски улыбаясь.
– Кла-ассный… Чадо ты моё, – Раиса невольно улыбнулась в ответ и тут же нахмурилась. – Пьяница он! И бабник! И трепло, каких свет не видывал! А ты восприимчивый! Поэтому слушай его, говори «конечно», а сам фигу держи под столом.
– Да нет… он хороший мужик, – упрямо гнул своё Всеволод.
– Гос-споди! – всплеснула руками Раиса. – А я что, говорю, что он плохой? Хороший! Но когда ты станешь такой, как он, ты станешь плохой! Понял? Пошли.
После третьей гранёной рюмки дядя Гоша запел. От сытости он, откинувшись спиной на белёную стену старой хатки и полузакрыв глаза, пел негромко, сипло, но звук всё равно получался густой и какой-то пронзительный: «Эй да в Таганроге, эй да в Таганроге…»
«В Таганроге начинается война!..» – подхватили резкими голосами тётя Нина и Раиса.
Всеволод наслаждался. Ему тоже хотелось петь, но уж очень он стеснялся тёщи, её оценивающего и, как ему казалось, презрительного взгляда. К тому же он боялся опьянеть и сказать какую-нибудь глупость. Ах, как ему нравился Юг! Какая здесь теплынь! Но больше всего ему нравился дядя Гоша! Всеволоду захотелось по-детски обнять его за шею, как отца. Он даже сделал движение плечом. Своего отца Всеволод видел всего два раза. Однажды они с матерью шли по Литейному, она толкнула его локтем и вполголоса, задыхаясь от волнения, сказала:
– Твой отец! В сером пальто!..
Отец был худой, сутулый, и Всеволоду он не понравился, как не нравятся люди, похожие на тебя. Отец преподавал в институте, а с матерью познакомился студентом, когда приходил в гости к своей сестре в рабочее общежитие. Мама жила с ней в одной комнате. Он, по словам матери, даже не знал о существовании Всеволода. И Всеволод, после той встречи на Литейном, об этом не жалел.
Когда кончили песню, Раиса сказала:
– Вы бы хоть приехали в гости, что ли. Посмотрели бы, как мы живем. В маминой комнате еще ничего, а в нашей…
– Ох, зять ты мой зять! – дядя Гоша обнял Всеволода за плечи. – А! Я тебе одно посоветую: ты её унимательно слушай. Унимательно!.. А делай так, как надо… Ты эту знаешь? – дядя Гоша негромко пропел: – «Прощайте, скалистые горы…» А?
Всеволод кивнул.
– Сейчас споем… сейчас. Бабам я эту песню петь не разрешаю. Это песня водолазной команды Северного флота. Смотри, Всеволод, такую картину: сорок третий год. Вся водолазная команда в полном отрубе. А из угольной гавани подбегает катерок с зам начальником базы на борту. Такой… капдва. В морщинах. Срочно, говорит, построить команду. Строю команду. Я её строю – она не строится. Потому что она двое суток без сна, в ледяной воде, а потом по триста спирта и полный отруб. А этот капдва молча так ходит, ходит… Он ходит, а я их выравниваю. А потом он мне перед строем сначала погоны… с мясом, а потом – всё, что на груди навешено было… И, веришь, Всеволод, столько времени прошло, а я бы этого капдва… – дядя Гоша засопел, ухватившись руками за скамью.
Солнце ушло