Он продолжал играть на него, а Ветошкин бил в трос, бил в блок, ясно видя, что блок непробиваем, бил в аут, уже думая про себя: «Все! Все!» При счете ноль – восемь он был еще на третьем номере, и по-прежнему игра шла через него.
Он вспомнил о Гале, оглянулся и увидел ее несчастное лицо. Он вдруг подмигнул ей и ухмыльнулся. Это получилось дико, но он повернулся к Проценко и сказал: «Лихо, да?» – и ухмылка оставалась на его лице, как приклеенная.
Аркадий Андреевич взял минуту. Он не смотрел на Ветошкина и ругал Проценко. Тот огрызался. «Правильно, – вяло подумал Ветошкин, – злей будет». Ноги были как ватные.
– Я посижу, – сказал он.
Тренер кивнул, не глядя на него.
Ветошкин вышел в гимнастический зал. Там никого не было. Он повисел на шведской стенке, долго держал угол. Затем сделал несколько кульбитов на матах под перекладиной. Сходил в туалет, в раздевалку. Он сам не мог понять, что ищет. Проходя по коридору, он дергал подряд ручки дверей, и одна из них подалась. За нею была каморка без окон. Там стоял гимнастический конь, грудой, почти до потолка, были навалены легко атлетические барьеры, под ними пылились маты. Ветошкин прикрыл дверь. Из щели над нею падала полоска света. Она ломалась в барьерах. В каморке пахло кожей, пылью, было холодно. Ветошкин сел на коня, затем перебрался в угол. Рукой нащупал диск и начал подкидывать его в темно те и ловить. Его подмывало бросить диск под потолок. Но он сел на него и начал медленно покачиваться, сцепив пальцы на коленях.
– Ну и Ветошкин, – сказал он вслух. – Псих ненормальный. Пацан. Муж-чи-на.
Помолчал и добавил:
– Трус несчастный.
«Что такое? – думал он. – А ведь это уже было. На тренировках – орел. Но здесь другое. Они играют, а я тихий… У детей тоже законы, слабого бьют. Взлететь над сеткой и лупить. Блок – так закрыть, и мяч в «крышу». Лететь и достать, чтобы «ах» и гул. Жить – так не бояться».
Ветошкин вытянул носки ног, так что их свела судорога, раскинул руки, напрягся. Вялость не проходила. И вдруг подумал о том, что если кто-то войдет и увидит, чем он тут занимается… Он вскочил и ударился плечом о коня.
– А, ч-черт! – выругался он.
И тут же прислушался к себе: как там? Там было по-прежнему. Но поя вился, как в глухом небе, клочок ярости. Ветошкин вышел в коридор и сощурил глаза от света. Удары мяча сюда доносились слабо, зрителей не было слышно. Значит, никаких перемен.
Шла вторая партия. Ветошкина выпустили при счете два – семь. Проценко исподлобья посмотрел на него.
– Дашь, –