Оказывается – нет. Не было ещё случая, чтобы чемпиону области отказывали в переходных играх! И это случилось! Когда мы невиданно сильны! Когда даже «Звезда» отказалась играть с нами товарищеский матч!
Но будем мужественны и сильны в час испытаний. Не всё продаётся и покупается, не всё решается в тиши кабинетов вдали от народа. Иногда народу надо сплотиться и помолчать недобрым молчанием, чтобы чиновники трепетали в своих кабинетных за́мках. Чтобы молчание народа говорило больше любых манифестаций и акций протеста.
Что ж, и в следующем году мы камень на камне не оставим от амбиций областного центра. Мы используем этот год для укрепления связей команды с населением нашего древнерусского города, для планомерной и целеустремлённой учёбы. Для фундаментального обоснования наших дальнейших шагов во вторую лигу российского футбола.
Время бить в набат! Весь следующий сезон мы посвятим тому чтобы справедливость восторжествовала!
Наше дело правое, как говорили наши предки. Мы победим.
Ванда ПУШКАРЬ».
19 февраля
19.
Киреева Голомазов видел в окно своего номера. Тот купил в киоске журнал, перелистал его. Потом засунул в карман куртки. Две девицы подлетели к нему, но так же и отлетели. Вид на излучину реки с дальним сосновым бором на том берегу сейчас, без снега, был рыжеват, свинцов. Киреев тоже засмотрелся на заречье. Решался. С третьего этажа его фигура была сплюснута. «Если Киреев уйдёт, то я…» – не додумал Голомазов.
– К вам можно, Владислав Юрьевич?
– Входи, Пётр. Садись. Я тебе в чай коньяка капну. Теперь тебе можно. Там всё можно. Когда уезжаешь?
– Да я не… В понедельник.
– Бумаги все подписал?
– Подписал.
– Крутанут они тебя. Надо было со мной посоветоваться. Очень тонкое это дело, Пётр. Мы через три года будем в первой лиге и сменим там твою «Звезду». Так вот пойми, что ты нам тогда уже не нужен будешь. За три года ты там превратишься в чурку с ушами. Будешь стоять на линии штрафной и злиться. Там другие законы, Пётр. Там никто тебя уже не будет любить. Там тебя будут кушать. Ты договор кому давал читать? Матери?
– Матери.
– Что она? Плакала?
– Плакала.
– Он при тебе? Дай-ка я прочту.
Голомазов читал, читал… Затем начал медленно рвать бумагу на всё более мелкие клочки. Киреев сидел спокойно.
– Для тебя стараюсь.
– Я понимаю, Владислав Юрьевич.
– Веришь, что мы выйдем в премьер-лигу?
– Нет.
– А зачем остаёшься?
– А я не остаюсь, Владислав Юрьевич. Это вы ксерокс порвали.
Голомазов помолчал.
– Я ведь действительно тебя не возьму, Пётр.
– Я знаю. Мы бы с вами всё равно разругались. Лучше раньше. Я же, Владислав Юрьевич, не очень футбол люблю, не то, что вы. Это для меня денежная работа, и всё.