– Говори же! – крикнула миссис Фэнг Бастеру, который был как будто слишком оглушен происходящим, чтобы продолжать свою роль.
Теперь наступала завершающая сцена ивента, после которой их семья должна была воссоединиться и уйти прочь, оставив сцену преступления медленно исчезать за горизонтом. Бастер должен был швырнуть корону в публику и крикнуть: «Корона золотая – лишь, в сущности, венец терновый»[10]. Вместо этого Бастер еще крепче прижал корону к голове, словно отделившийся вдруг от нее кусок черепа.
– Брось ее! – крикнула миссис Фэнг. – Швырни же эту штуку!
Бастер ловко спрыгнул со сцены и устремился по центральному проходу, пробежав мимо Фэнгов, выскочил за дверь и канул в ночи.
Мистер Фэнг еще немного поснимал обескураженные лица зрителей, затем крупным планом запечатлел обладательницу второго места, которая и плакала, и содрогалась от икоты, и потрясала Бастеровым париком, точно черлидерским помпоном.
– Неплохо получилось, – заключил мистер Фэнг.
– Могло быть и лучше, – проворчала в ответ его жена.
– Нет, – возразила Анни, все еще аплодируя любимому братишке, – лучше быть точно не могло.
Бастера они нашли под минивэном: спрятавшись там от всех, он приметно посверкивал всякий раз, как пытался примоститься получше на неудобном асфальте. Мистер Фэнг опустился на колени и осторожно помог сыну выбраться наружу.
– И куда подевалась строка из Мильтона? – строго спросила миссис Фэнг, и Бастер вздрогнул от маминого голоса. – Кстати, предполагалось, что ты выбросишь корону.
Бастер поднял взгляд на мать.
– Это моя корона, – произнес он.
– Но тебе-то она не нужна, – с раздражением сказала миссис Фэнг.
– Нужна, – ответил мальчик. – Я ее выиграл. Это я – Маленькая мисс Клеверок, и это моя корона.
– Бастер, Бастер, – покачала головой мать и указала на корону у него на голове: – Ведь это как раз то, против чего мы и выступаем: против самой идеи оценивать человека, опираясь исключительно на его наружность. И мы протестуем против такого поверхностного выделения…
– Это… моя… корона, – повторил Бастер, весь аж вибрируя в своем праведном гневе.
По лицу миссис Фэнг скользнула еле заметная улыбка, стиснутые было