Я не такой, как все, но я не хуже других, хотя, и не лучше. Значит, я такой же. Просто у меня есть некоторая особенность, о которой лучше умолчать, а то со мной никто не будет дружить. А прожить всю жизнь в одиночестве ничем не лучше, чем умереть и пролежать всю жизнь в гробу. Я уже был там, и сделал вывод, что труп, который был мной, просто умер, да, это просто для тех, кто жаждал моей смерти, и даже я, даже я сам перестал верить в себя. Смерть обманула меня, я не хотел умирать, и я попался. Среди людей я был врагом, я прятался от всего: от света, от крестов, от людей, самым главным для меня была моя тайна. И она была раскрыта. Я помню это ружьё в руках Селивана. Камышёвка меня не спасла. Где он взял серебряные пули? Он выстрелил в меня три раза. Я не умер. И трясущиеся руки взялись за нож. Два раза он воткнул его мне в бок. И тогда он испугался, связал меня и ушёл. В ту же ночь мне в сердце вбили осиновый кол. Вот так я умер. Дед похоронил меня у ручья. Мои раны заплесневели и уже не болели. Мир перестал существовать, я был мёртв, и единственное, что я чувствовал – это благодарность за то, что больше ничего уже не болит. Когда-то мне хотелось быть кем-нибудь другим, не мной, и я мечтал о другой судьбе, но смерть убила меня раньше, чем я смог что-то изменить. Я понял одно: каждый мертвец мечтает воскреснуть и прожить вечную жизнь, как я. Люди не знают, что мертвецы тоже думают, мечтают, только не говорят и не двигаются.
Пот катился градом со лба уставшего грузчика, и он сел на ящик со спиртным.
– Подожди, ещё немного, потом отдохнёшь.
– Пусть посидит, а то сердце остановится.
– В раю зачтётся.
Раздался хохот, но Болтушкин не смеялся. Сердце отдавалось и в ушах, и во всём теле. А тело уже отказывалось двигаться. Немного посидев, он встал и снова взял ящик. Сил не оставалось даже любить, впрочем, об этом можно поспорить, но спорить тоже не было сил.
– Давай, давай, а то до семи не успеем.
Грузчики легко и быстро передавали ящики, полные мужского счастья. Здесь были и ликёр, и водка, и коньяк. Так бережно и нежно относятся только к любимой женщине. Иван понял, что там что-то ценное, и тоже с нетерпением ждал, когда Звездочётиха нальёт и ему. Интересно же.
Дверь в кабину захлопнулась. Детина попросил закурить. Сигарета тряслась в мозолистых руках.
– Ты кто такой, откуда?
– Иван Петрович Болтушкин, – он снова достал паспорт. – Из Пупково.
– А где это?
– В тайге.
– Понятно, приезжий. Ну, давай знакомиться. Мегалит.
– Иван.
– Шершень.
– Очень приятно.
– Мы вместе за разбой сидели. В тюрьме познакомились. У тебя штаны порвались, ты видел? Мегалит, ты помоложе, сбегай, узнай, может, привезли.
– Звездочётиха придёт, скажет.
– Я чую, капустой пахнет. Если не дадут, дашь взаймы? Жена у меня последние деньги отобрала.
– Да задолбал