Юноша-раб смотрит на Якоба. Якоб нехотя кивает. Вех послушно прячется за ящиками.
– Я буду, э-э… играть роль посредника между вами и…
В дверях появляются переводчик Ёнэкидзу и комендант Косуги.
Не обращая на Якоба ровным счетом никакого внимания, эти двое приглашают войти знакомого незнакомца.
Вначале порог переступают четверо молодых, стремительных и крайне грозных с виду стражников.
А вслед за ними входит и хозяин: пожилой человек шагает словно по воде.
На нем небесно-голубой плащ, голова выбрита, как у монаха, однако за поясом виднеется рукоять меча.
У него единственного из присутствующих лицо не блестит от пота.
«В каком мимолетном сне, – дивится Якоб, – мне привиделось твое лицо?»
– Господин настоятель Эномото из княжества Кёга, – объявляет Гроте. – Мой коллега, господин де Зут.
Якоб кланяется. Губы настоятеля кривятся и складываются в полуулыбку узнавания.
Он что-то говорит, обращаясь к Ёнэкидзу; этот лощеный голос прервать – немыслимо.
– Настоятель сказать, – переводит Ёнэкидзу, – он верить вам и сразу ощутить сродство, когда первый раз увидеть вас в городской управа. Сегодня он знать, что его вера быть правильный.
Настоятель Эномото просит Ёнэкидзу научить его, как по-голландски будет «сродство».
Якоб наконец-то вспоминает, где видел гостя: он сидел рядом с градоправителем Сироямой в Зале шестидесяти циновок.
Настоятель заставляет Ёнэкидзу трижды повторить имя Якоба.
– Да-дзу-то, – эхом откликается настоятель и переспрашивает уже самого Якоба: – Я правильно говорить?
– Ваша милость прекрасно произносит мое имя.
– Господин настоятель, – прибавляет Ёнэкидзу, – переводить на японский Антуана Лавуазье.
Якоб должным образом выражает почтительное восхищение.
– Возможно, ваша милость знакомы с Маринусом?
Ёнэкидзу переводит ответ:
– Настоятель встречать доктор Маринус часто в Академии Сирандо. Он сказать, очень уважать голландский ученый. Но у настоятель много разный обязанности, нет возможность посвящать вся жизнь химическим искусствам…
Какой же властью нужно обладать, думает Якоб, чтобы явиться как ни в чем не бывало на Дэдзиму, когда здесь все вверх дном по случаю землетрясения, и запросто пообщаться с иностранцами без присмотра вечной когорты соглядатаев и стражников сёгуна.
Эномото проводит большим пальцем вдоль края ящика, потом другого – будто пробует угадать содержимое. Натыкается на спящего Хандзабуро, на миг склоняет над мальчиком голову. Хандзабуро что-то невнятно бормочет, просыпается, видит настоятеля и, взвизгнув, скатывается на пол. Он удирает из пакгауза, как лягушка от водяной змеи.
– Молодость, – говорит по-голландски Эномото. – Все спешат, спешат…
Мир в рамке дверей окутывают