– Войдите, – крикнула Лиза, наверное, Ян Карлыч что-то захотел узнать.
– Извините, я нарушу ваше одиночество, – на пороге появился опекун. Меньше всего Лиза сейчас хотела видеть именно его.
– Чем обязана, сударь? – не отвлекаясь от изучения журнала, сухо произнесла Лиза.
– Елизавета Дмитриевна, я, в общем-то, с серьезным разговором, – опекун стоял у двери, спокойно глядя на Лизу, словно ожидая разрешения на продолжение аудиенции. Лиза подняла глаза, откровенно рассматривая атлетическую фигуру, застывшую в дверях.
– Хорошо, я выслушаю вас, – и снисходительным тоном, и всем своим надменным видом выказывая – она явно делает одолжение, при этом, откровенно нехотя, откладывая журнал в сторону. Впрочем, графа это не впечатлило, похоже, даже не тронуло, он просто незамедлительно прошел к столику.
– О, «Русский инвалид»! Похвально, весьма похвально для молодой девушки интересоваться такими патриотическими темами. Уверен, кроме подписки вы жертвуете и в Комитет, высочайше учрежденный в 18-й день августа 1814 года, чем помогаете выдаче вспомоществования нуждающимся, особо инвалидам. —
Лиза скривилась, словно оскомина тронула зубы. Это ж надо быть таким умником, чтобы произнести без малейшей запинки такую мудреную фразу, словно он зачитывал произносимое из того же «Русского Инвалида», да еще вполне серьезно глядя на Лизу. Она, так и поджав губу, стоически молчала, подчеркнуто не желая, завязывать беседу.
Ее упорное молчание не смутило графа, он просто продолжил осмотр того, чем был заполнен стол-«боб».
– Атлас Пирогова «Топографическая анатомия», – не удержался и вслух прочитал он, – «Модный вестник», «Вестник Императорского российского общества садоводства», «Коневодство» и даже «Оружейник», – опекун, со всё более проявляющимся интересом, перебрал лежащие на столе издания, – странные пристрастия, однако, у вас сударыня, – ничуть не скрываясь, откровенно удивился он. Лиза опять не издала ни звука, лишь внимательно, наблюдая за его действиями. Опекун, наконец, оставил в покое журналы на столе и с не меньшим интересом шагнул вглубь кабинета.
– Фортепиано фабрики Плейеля в Париже, – поднимая крышку инструмента, оценил он увиденное. Его пальцы уверенно коснулись клавиш. Полонез Огинского узнаваемо прозвучал первыми аккордами, – почему фортепиано? – крышка инструмента бесшумно легла на свое место, – в танцевальном зале прекрасный клавесин и не менее мастерской работы. Французский клавесин с корпусом из орехового дерева, очень старый, думаю, династия Бланше, я ведь