В основном мой товарищ «инджоил лайф»[176], и в этом я ему почему-то верил.
Несколько раз Давидка показывал мне свои фотографии, на которых он с головы до ног был укутан в Версаче и Гуччи. Окружали его длинноногие модели из Лас-Вегаса и Атлантик-Сити.
В тюрьме его как родного встретил старый товарищ «по воле» Саша Комарковский из бригады Зины Малия. В честь новенького он устроил праздничный обед, а уже на второй день взялся за прочистку его мозгов. В результате десятидневной учебно-воспитательной работы Давид Давыдов начал на глазах превращаться из Обломова в энергичного Штольца.
Почем зря он занимался самобичеванием, ругал свою прошлую жизнь, читал детективы, много и вкусно готовил, ходил по пятницам в синагогу и пропадал в тренажерном зале.
Иногда в программе перевоспитания и исправления случались срывы.
Тогда Давидка до обеда спал; не занимался спортом и пялился в «ящик», упиваясь конкурсом «Американский идол». Но в общем и целом тюрьма явно шла ему на пользу.
Мне нравилась исходящая от него бесшабашная положительная энергия. Боровичок упруго перекатывался по зоне, рассказывал анекдоты и в стиле барона Мюнхаузена трепался о прошлом.
Узнав, что, к моему «великому стыду», у меня до сих пор нет ни одной татуировки, он пообещал подарить мне на день рождения сертификат на услуги местного «тату-художника». В Форте-Фикс Давидка полюбил запрещенный в тюрьме перманентный татуаж, и время от времени добавлял себе ту или иную картинку.
Все татуировки составляли настоящий телесный ребус «по понятиям», выполненный по его же собственным эскизам. На момент нашего знакомства замышлялось гигантское наспинное живописное полотно с участием популярной у зэков статуи Свободы, нью-йоркских небоскребов, колючей проволоки и какого-то мудрого изречения на иврите.
Меня обещали позвать в качестве VIP-гостя на открытие чудо-выставки.
Я любезно принял приглашение…
Глава 18
Тюремный жилкомхоз: сортир, телеграф, телефон…
Крови было много. Очень много.
Темно-красная липучая и вязкая субстанция образовала внушительное озеро, залившее серый цементный пол. Пятачок перед четырьмя телефонными будками на первом этаже моего корпуса изменился за несколько минут. Еще каких-то полчаса назад я вместе с другими зэками подпирал там стену и периодически присаживался на холодные ступеньки лестницы. Человек пятнадцать «инмейтов»[177] дожидались своей очереди на звонок на волю. Официально эта приятная процедура называлась пользование «ITS – Inmate Telephone System»[178]. Но сейчас ни о каких телефонных разговорах речь уже не шла. 2500 человек, все население Южной стороны Форта-Фикс, сидело под усиленной охраной в своих душных камерах, а по коридорам стучали тяжелые подошвы сделанных в Китае американских армейских бутсов.
Взволнованные дуболомы переговаривались по рациям «воки-токи» и громко матерились на арестантов, подающих из-за