Полуподвальный зал был разделен на несколько секций, отгороженных друг от друга железными шкафами и офисными перегородками. Слева от входа пустовали три зарешеченные комнатушки размером с небольшой вольер в передвижных зверинцах. В углу каждого загона приютились знакомые мне по прежним узилищам чисто тюремные устройства: сделанные из нержавейки блестящие гибриды унитаза и раковины.
В стены обезьянников были вмурованы такие же блестящие скамейки. Четвертая, «парадная» сторона была зарешечена и выкрашена в грязно-зеленый туалетный цвет.
Опять, как и три года назад, я оказался в клетке.
Между тем мой провожатый ушел. По другую от решетки сторону копошились двое – белый мужичок и чернокожая тетка – все в такой же форме тюремного департамента. Они живо обсуждали свои планы на приближающийся День Независимости.
Кроме нас троих, в подвале не было никого, а я своим присутствием не особенно им и мешал. Толстожопая офицерша носила типично «черную» прическу – тонюсенькие хвостики-косички бились о ее плечи; в такт им позванивала цепь и прикрепленные к ней ключи.
Неожиданно она развернулась, подошла ко мне и протянула через решетку какие-то бумажки и карандаш.
– Заполнишь анкету – позовешь, – сказала она, возвращаясь к прерванной светской беседе.
За последнее время я заполнил уйму таких же или более изощренных государственных анкет. Обычные вопросы-ответы: как зовут, где жил, номер социального страхования и тому подобное. На этот раз появилось и что-то новое, требующее моей подписи в конце каждой страницы.
«Я понимаю, что моя входящая и исходящая корреспонденция может быть досмотрена. Я понимаю, что мои телефонные переговоры могут быть прослушаны». Все в таком же духе.
В случае если бы я отказался все это подписать, мои почта-телеграф-телефон были бы перекрыты. Так в тюрьме не поступал никто.
Меня вывели из клетки-загона и сразу завели за полутораметровую кирпичную перегородку. Я оказался в маленьком закутке, из-за которого виднелись только голова и грудь.
– Давай, переодевайся, – конвоир бросил на пол какие-то вещи, уставившись на меня в упор. Это были безразмерные брюки защитного цвета на резинке. «Талия уника», – говорили про такие на распродажах в Италии – «универсальный размер».
Три белые застиранные футболки, две пары заношенных трусов «боксерс»[6], четыре пары старых безразмерных носков и оранжевые китайские чешки 14 размера[7] составили мою новую экипировку.
Охранник не уходил и равнодушно смотрел в мою сторону. К тому времени на мне почти ничего не оставалось, кроме двух пар «Келвин Клайнов», надетых друг на друга.
– Трусы снимай тоже, – продолжал он.
В этот момент я понял, что моя затея с контрабандными трусами