За курение в неотведенных для этого местах: бараках, учебном корпусе или на спортплощадке – попавшиеся заключенные сразу же отправлялись в карцер. Это правило дуболомы соблюдали безупречно.
Даже накануне главного праздника страны.
Глава 6
В преддверии Четвертого июля
Самая большая федеральная тюрьма США готовилась отметить День независимости. Самый праздничный летний праздник.
2,500 зэков с Южной и 2,500 с Северной сторон, а также 500 человек из примыкающего к нам лагеря ожидали Особого Обеда. Самого лучшего обеда в году.
Справлять американский «красный день календаря» в компании преступников мне доводилось впервые, и я внимательно присматривался и принюхивался к своим новым ощущениям.
Разговоры о Дне независимости я слышал буквально с первых часов своего заточения. В тот злополучно-незабываемый год 4 июля выпало на понедельник, поэтому «контингент» расслаблялся три дня подряд.
На выходные и праздники администрация тюряги вводила некоторое послабление: мы могли оставаться без синтетической тюремной формы весь день – с утра и до позднего вечера.
Вот уже три дня как я мотал свой срок, а униформу, можно сказать, так и не «нюхал». Несмотря на липкую июльскую жару и влажность, ходить в шортах и футболке в будние дни можно было только после 5 вечера и в выходные.
Или как сейчас, на праздники…
Когда я впервые увидел зэков в тюремных «хаки», то понял, что красота мир не спасет. Огромные пятна пота на спине и под мышками на грязно-защитном фоне только подтверждали мои наблюдения.
С другой стороны, я не мог утверждать, что одинаковые белые футболки, серые шорты или треники делали из нас расписных красавцев.
Пять тысяч уродцев под одной крышей.
Поскольку наша одежда (не важно: форма или свое «родное», из тюремного ларька) была похожа как пресловутые две капли воды, то на первый план выступало Лицо.
В большинстве своем арестантские физиономии выглядели достаточно отталкивающими. Я сразу же заметил этот любопытный физиологический феномен.
Никаких греческих профилей или римских носов, никакого благородного овала или горящих глаз, никаких волевых подбородков или интеллектуальных лбов. Из сотен зэков я насчитал всего лишь несколько десятков внешне более-менее располагающих к себе людей.
И тут меня осенило: на свободе именно одежда вносила определенное благообразие и миловидность. И скрывала природные недоработки.
В Форте-Фикс напрашивался другой вывод: «Печально я гляжу на наше поколенье. Его грядущее – иль пусто, иль темно…» В тюремной библиотеке