Я пожал плечами – понимай как хочешь.
– Пойдем-ка ко мне, паря. Тебе, наверное, нужны какие-то шмотки. Кажется, у меня есть шорты как раз на тебя.
Дима Обман слыл легендой русской преступности в Америке. Свои двадцать пять лет он получил двенадцать лет назад. За наркотики.
Во время Диминого ареста ни денег, ни порошка при нем не нашли. Поэтому поначалу Обман не очень-то и переживал за исход суда – доказательств у прокуроров не было. Как и другие, уверенные в себе (или не очень дальновидные) подследственные, Дима отказался от досудебной сделки с прокуратурой и преступником себя не признал.
Тогда власти применили свой излюбленный прием – теорию и практику «преступного сговора», при котором особых доказательств не требовалось, – достаточно лишь слов сдавшегося соучастника. В результате Дима, смело пошедший на суд, получил максимально возможный срок и загремел в одну из самых серьезных зон особо строгого режима – «пенитенциарный центр Аленвуд».
В этой тюрьме он оказался после нескольких лет на «строгом» и «среднем» режиме. В Форте-Фикс условия содержания зэков определись как «низкие», то есть мы были зоной «общего» режима.
Несмотря на название, мы куковали за двойным забором, колючей проволокой по периметру и внутри зоны, автоматчиками на вышках и злобными немецкими овчарками из отдела К-9.
Дима позвал меня в свой, как он говорил, «пентхауз» – прохладный двухместный «номер» на первом этаже трехэтажного корпуса. В камере было чисто и не по-тюремному уютно. В буквальном смысле этого слова.
Пока Дима занимался поисками подарка, я рассматривал фотографии семьи, приклеенные на внутренней стороне металлической двери его шкафа.
Родители, сын, бывшая жена…
Через десять минут я выходил из корпуса счастливый и довольный.
Улыбаясь во весь рот, я держал в руках свернутые в рулон форменные тюремные штаны. На мне красовались серые хлопчатобумажные шорты из весенне-летней коллекции от Димы Обмана.
Легкие белые кроссовки сменили казенные оранжевые чувяки-чешки. Пожертвования в пользу доходяги-первоходки сделал 300-фунтовый[34] штангист и весельчак Вадюша Поляков.
Вадик уже отсидел семь лет, но впереди ему светила еще пятерка. Он был апологетом тяжелой атлетики и проводил бесконечные часы в тюремном тренажерном зале. Остальное время он распределял между игрой в шахматы и чтением.
В Форт-Фикс этот тридцатисемилетний одессит попал за «преступный сговор и попытку вымогательства» – типичное русское преступление в США.
Саша Храповицкий вынес упаковку хлопчатобумажных трусов неизвестной мне доселе компании «Хейтс». Я оценил его подарок, ибо тюремное исподнее было не только старым, но и на семьдесят пять процентов искусственным.
В результате