Отец Дмитрий весь пребывал во власти данных проблем, когда в дверь постучали, и церковный староста каким-то не своим голосом произнес:
– Батюшка, к вам еврей.
– Ну и что же, что еврей? Евреев тут, что ли, не было? – стараясь сохранить видимость самообладания, спросил отец Дмитрий, хотя сразу понял, что вот, видимо, и пробил час исполнения того маловразумительного пророчества, которое сообщила ему святая Дева, если это, конечно, была Она.
Случай был во всех отношениях темный, и даже с помощью Андрея Павловича так и не удалось прийти к сколько-нибудь удовлетворительной его интерпретации. В общем, выходило, что Дева поручала отцу Дмитрию то ли окрестить какого-то еврея, то ли, страшно даже выговорить, но интеллектуальная честность того требует, этого еврея зарезать.
Между тем в комнату чуть ли не вкатился маленький кругленький человек чрезвычайно неопределенного возраста. Просто невозможно было угадать, очень ли хорошо он сохранился для своих шестидесяти или, напротив – слишком уж потаскан для своих тридцати.
– Меня зовут Марлен Владленович, – сразу же представился он, – в честь моего отца, как вы поняли. А фамилия моя – Крайнеплотский, в честь, очевидно, всех моих предков, как я понимаю.
– Очень приятно, – обреченно потеребив свою испанскую бородку, откликнулся отец Дмитрий. – Креститься надумали?
– Да вы с ума сошли! Буду я ради этого с городской окраины переться на трамвае в сельскую глушь, где от ваших лиманов такая вонь, что уже и морю нечего делать.
– Слава тебе, Господи! – не сдержал вздоха облегчения отец Дмитрий и осенил себя крестным знамением. – Вот уж порадовали, голубчик, так порадовали. Простите великодушно. Так с чем вы пожаловали?
– Во-первых, я пришел к вам, как к еврею, хотя и не совсем еврею, а во-вторых, – Марлен Владленович оглянулся по сторонам и, понизив голос, деликатно закончил: – Ну, батюшка, все же знают, что вы – стукач.
– Понятно, – откинулся на спинку стула отец Дмитрий. – Значит, вам понадобились мои связи?
– А вот и не угадали! Пусть эти ваши связи остаются при вас. А я – писатель. Большой писатель и не менее большой ученый, смею вас заверить. И чтобы наша беседа не была голословной, я хочу, для начала, познакомить вас с почти полным собранием моих сочинений, – с этими словами Марлен Владленович извлек из бокового кармана пиджака аккуратно сложенный вчетверо лист бумаги стандартного формата.
– Вы хотите, чтобы я это прочитал? – участливо осведомился священник.
– Нет. Читать буду я. Начнем с ученого труда. Это серьезный социально-психологический