Он помолчал – не для того, чтобы услышать мой ответ, а чтобы собраться с духом.
– Пока мы с тобой не виделись, я завел роман. Что, удивлен? Да, представь себе. С молоденькой девушкой – совсем юная и нимфоманка в придачу. Все соки из меня выжала. Но это-то как раз меня не беспокоит, а вот жена – да… Так меня извела – мочи нет! Еще немного – и я за себя не ручаюсь.
Заметив улыбку на моем лице, он добавил:
– Это совсем не смешно, смею тебя заверить.
Звонит телефон. Он внимательно слушает. Затем, не проронив ни единого слова, кроме «Да», «Нет», «Пожалуй», вдруг как заорет в микрофон: «Не нужны мне ваши грязные деньги! Пусть ищет себе другого защитника!»
– Представляешь, пытаются дать мне на лапу! – прокомментировал он, шваркнув трубку. – И не кто-нибудь, а судья. Тоже мне – гусь лапчатый! – Он громко высморкался и встал из-за стола. – Ну, так как? Может, перекусим чего-нибудь? Ничто так не украшает беседу, как еда и вино, согласен?
Мы поймали такси и отправились в итальянский шалман, который он давно себе облюбовал. Это было уютное местечко, насквозь провонявшее вином, опилками и сыром. К тому же практически безлюдное.
Сделав заказ, он спросил:
– Не возражаешь, если я буду говорить о себе? Есть у меня такая слабость. Даже когда я читаю, даже если книга интересная, я все равно не могу не думать о себе, о своих проблемах. Не то чтобы я слишком много о себе возомнил. Просто я одержим, вот и все. Ты ведь тоже одержим, – продолжал он, – только у тебя это на более здоровой основе. Понимаешь, я поглощен собой и ненавижу себя. Настоящей ненавистью, заметь. Так плохо я, наверное, не отношусь ни к одному живому существу. Я знаю всю свою подноготную, и меня ужасает мысль о том, кто я есть и каким, должно быть, кажусь другим. У меня есть лишь одно положительное качество: я честен. Но я не ставлю это себе в заслугу – это чистый инстинкт. Да, я честен со своими клиентами – и честен с самим собой.
Тут вступаю я:
– Может, вы и честны с самим собой, как вы говорите, но вам бы не мешало стать более великодушным. По отношению к себе, я имею в виду. Если вы не способны хорошо относиться к самому себе, то чего же тогда вы ждете от других?
– Подобные идеи противны моей натуре, – без колебаний ответил он. – Я старый пуританин. Развращенный, да. Но в том-то и беда, что недостаточно развращенный. Помнишь, ты как-то спрашивал, не читал ли я маркиза де Сада? Я было начал, и что? Занудил он меня до смерти. На мой вкус, это, наверное, чересчур по-французски. И почему только его называют «божественный Маркиз» – не знаешь?
К этому часу мы уже отведали кьянти и по уши увязли в спагетти. Вино возымело эффект разминки. Он мог пить бочками, не теряя головы. И в этом был еще один источник его треволнений – неспособность забыться, даже под влиянием алкоголя.
Словно предугадав ход моих мыслей, Стаймер начал с того, что он законченный менталист:
– …менталист,