И вот развязка: Стасю ни в коем случае нельзя отпускать домой. Она должна остаться и как следует выспаться.
Стася в сомнении смотрит на меня.
– Конечно, конечно, – щебечу я, – в такую ночь и собаку за порог не выставишь!
Заключительным актом этой сцены – и, как оказалось, роковым – был выход Стаси в легком дымчатом пеньюаре. До полного совершенства ей не хватало только трубки в зубах.
Вернемся, однако, к досточтимому Феодору… Порой меня выводил из терпения их нескончаемый бред на тему Достоевского. Сам я никогда не старался показать, что понимаю Достоевского. Всего, по крайней мере. (Я понимаю его, как можно понимать родственную душу.) Да я и по сей день еще не прочел его целиком. У меня всегда была задумка приберечь кое-что для чтения на смертном одре – «на сладкое», так сказать. Я даже не уверен, читал ли я, к примеру, «Сон смешного человека» или знаю о нем понаслышке. Равно как и не вполне уверен, что точно знаю, кто такой Маркион и что такое маркионство. В Достоевском, как и в самой жизни, есть многое такое, что и должно оставаться тайной. Мне нравится думать о Достоевском как о человеке, окруженном непроницаемой аурой таинственности. Мне, например, никак не представить его в шляпе – вроде тех, в какие Сведенборг обряжает своих ангелов. Более того, мне всегда приятно узнавать, что́ о нем говорят другие, даже если их мнение для меня – пустой звук. Как раз намедни, листая свой блокнот, я наткнулся на одну цитату, которую выписал как-то по случаю. Вероятно, из Бердяева. Вот оно: «После Достоевского человек уже не тот, что до него». Чудненькое утешение болящему человечеству!
А вот этого уж точно никто бы не написал, кроме Бердяева: «У Достоевского налицо сложное отношение ко злу. В значительной степени может показаться, что он был введен в заблуждение. С одной стороны, зло есть зло, и оно должно быть изобличено и уничтожено. С другой стороны, зло есть духовный опыт человека. Это неотъемлемая часть человека. На своем пути человек может быть обогащен опытом зла, но необходимо понять это правильно. Человека обогащает не зло как таковое – его обогащает духовная сила, восстающая в нем для преодоления зла. Человек, говорящий: „Я предаюсь злу ради обогащения“, – никогда не обогащается – он гибнет. Но именно злом испытывается человеческая свобода…»
И еще одна цитата (опять же из Бердяева) – привожу ее просто потому, что эти слова на одну ступень приближают нас к Небу…
«Церковь не есть Царство Божье, церковь явилась в истории и в истории действовала; она не означает преображения мира, явления нового неба и новой земли. Царство же Божье есть преображение мира, не только преображение индивидуального человека, но также преображение социальное и космическое. Это конец этого мира, мира неправды и уродства. И начало нового мира, мира правды и красоты. Когда Достоевский говорил, что красота спасет мир, он имел в виду преображение мира, наступление Царства Божьего. Это и есть эсхатологическая надежда».
За