Еще больше сходства наблюдалось в формах организации школ. Если иезуитское училище возникало на базе коллегии, т. е. общежитийного «товарищества», то православную школу содержало самоуправляющееся братство, во многом представлявшее собой такой же аналог духовной гильдии.[282] Православные братства в Речи Посполитой конца XVI в. именовались ставропигиальными, поскольку обладали судебным иммунитетом – независимостью от суда местного епископа и подчинялись только суду патриарха. Такое право они смогли приобрести благодаря пребыванию на территории Речи Посполитой в эти годы восточных патриархов. Успенскому братству во Львове эти привилегии были дарованы одновременно с открытием школы в 1586 г. остановившимся в городе антиохийским патриархом Иоакимом, а затем в 1589 г. подтверждены проезжавшим через Львов константинопольским патриархом Иеремией.[283] В том же году привилегию от патриарха Иеремии вместе с правом открыть школу получило и Троицкое братство в Вильне. В то же время королевскими грамотами братства и, соответственно, принадлежащие им училища освобождались от городских налогов и подчинения местным судьям. Король Сигизмунд III по представлению князя Острожского даровал эти права Виленскому братству в 1589 г., а Львовскому – в 1592 г.[284]
Согласно названным правам корпоративная природа братств и принадлежавших им школ вполне сопоставима с «академической свободой» университетских корпораций, и если последняя в Речи Посполитой утверждалась королем и первоиерархом католической церкви, то первая – королем и первоиерархами церкви православной. Сходство с коллегиями усиливалось тем, что учителя братских школ, которых называли по-гречески «дидаскалы», жили на полном обеспечении братства, получая не только денежное жалование, но и жилье, пропитание и одежду.[285] Конечно, нельзя забывать об очевидном отличии: в иезуитских коллегиях проживали и преподавали представители духовенства, члены монашеского ордена, который руководил всеми их делами, – в православные же братства входили миряне, которые и приглашали учителей для своих школ, а среди учителей встречались как монахи, так и светские лица. Но и здесь состав преподавателей мог пересекаться – из-за недостатка собственных приходилось братствам зачастую обращаться за инославными учителями, «прося милостыни по разным Инголыптадтам и Ольмюцам» (характерно, что в цитируемом источнике середины XVII в. названы два крупнейших иезуитских университета Центральной