Все эти новости были как нельзя более кстати. Оставлять большое войско на берегу на зиму теперь стало не нужно – с мелкими отрядами татарских хищников можно было справиться и без того, чтобы держать в пограничных крепостях множество детей боярских и их послужильцев. Иван и его советники решили распустить большую их часть по домам на отдых да на хозяйство, оставив на зиму на границе лишь необходимый минимум ратных людей с немногими воеводами. А тут еще прибыло из Крыма ханское посольство с купцами и отпущенными «на окуп» попавшими в плен под Судьбищами русскими детьми боярскими. В своей грамоте, переданной Ивану гонцом, Девлет-Гирей писал, что де «он всю безлепицу отставил, а царь бы и великий князь с ним помирился крепко и послов бы промеж собою добрых послати, которые бы могли промеж их любовь зделати, и было бы кому верити»126.
Причины такого миролюбия хана стали ясны после того, как царем была прочитана грамота русского посла в Крыму Ф. Загряжского, который сообщал, что хан все лето просидел в своем улусу, ожидая нападения Ивана, и просил помощи у турецкого султана Сулеймана I, но ее так и не получил. Более того, Вишневецкий взял у него Ислам-Кермен, а черкасский князь Сибок «з братьею», что приезжал в Москву бить челом в русское подданство, отнял у Девлет-Гирея два городка на Кубани. И, если верить приехавшему в Москву «из Нагаи» царевичу Тохтамышу, брату незадачливого казанского «царя» Шах-Али, который много лет провел в Крыму, часть татарской аристократии, недовольная неудачными действиями Девлет-Гирея, даже хотела возвести на трон Тохтамыша, убив «царя». Хан раскрыл заговор и «уберегся», а Тохтамыш, спасая свою жизнь, бежал из Крыма, но все равно новость о разногласиях внутри крымской правящей элиты выглядела весьма многообещающей127. Одним словом, нарисованная Загряжским и царевичем картина происходивших в Крыму событий была более чем примечательной!
Итак, кампания 1556 г. закончилась, и в Москве могли теперь подвести ее итоги. А итоги были, на первый взгляд, более чем удачные. Оказалось,