хан де «правду учинил, что быти в дружбе и в братстве, и царевича сына своего короля Литовского воевати отпустил», но при этом «у правды стоя царь говорил, что присылати царю великому князю казна, как к Магмет-Кирею царю, ино и дружба в дружбу, а толко столко не пришлет, ино правда не в правду»? Не разгромив русских в бою, не опустошив окрестности Москвы, как это сделал в 1521 г. Мухаммед-Гирей I, Девлет-Гирей требовал от Ивана признать свое поражение и согласиться на выплату существенно больших, чем ранее, «поминков»! И при этом никакой гарантии относительно того, что на юге установится мир и спокойствие, хан не давал. И если посмотреть на дальнейшее развитие событий, то складывается впечатление, что в конце 1557 – начале 1558 г. отношение Москвы к операциям против Крыма изменилось. Продление перемирия с Литвой, принесенная Исмаилом шерть, переход на службу к Ивану князя Вишневецкого с людьми, успешные действия на подступах к Крыму Ржевского и Черкашенина в 1556 г., сведения из Крыма о сильнейшем море (как писал Курбский, «некоторые самовидцы наши, тамо мужие бывшее, свидетельствовали, иже и в тои орде Перекопскии десяти тысящеи конеи от тое язвы не осталось»
138), готовность хана пойти на замирение (правда, на его условиях) – казалось, все благоприятствовало активизации наступления на Крым. Еще одно усилие, и Девлет-Гирей заговорит по-другому! И в Москве решились. Не хочет хан мириться по-хорошему – значит, нужно додавить его, значит, будем воевать!
