в родное гнездо, поминай, как звали. Шаг достойный, только вот что мне делать в этом гнезде. Вскарабкаться на плечи родителям, свесив длинные ноги? Объяснять каждой отдельной подруге за рюмкой саке, почему моя французская жизнь так быстро оборвалась? Вернуться на работу, с которой уходила с триумфальным видом победителя, на щите? Сменить пальмы на березы и вспомнить успешно забытый латышский язык? Рассказывать каждому встречному и поперечному, как мне осточертела фуа гра и лягушачьи лапки? Плакать по вечерам, уткнувшись в теплую собачью холку о своей несчастливой участи? И унизительно прыгать на свадьбах подруг, пытаясь ухватить заветный букетишко? Неужели именно вот так пошло и банально закончится моя красивая сказка? «Не бывать этому!» рычит истекающее кровью самолюбие. «А чему бывать?» хрипит, сотрясаясь от рыданий, наивность. Ну, есть и второй вариант – жалкий. Смириться с аксиомой, что все мужчины кроме евнухов и законченных импотентов изменяют своим пассиям, проглотить обиду, сползти, понурив голову с золотого подстамента в серую однообразную толпу обывателей и слиться с ней. И то и другое одинаково невыносимо. Мою грудную клетку сжимает железная сетка боли, не давая дышать. Я сворачиваюсь в клубочек на ковре и жалобно скулю как побитый щенок. Продуктивные мысли сменяет тупая жалоба, обращенная к небу. За что меня обидели? За что причинили боль? Я никому не желала зла. Я хотела порхать по жизни как яркая бабочка, а какой-то жестокий великан поймал меня, оборвал крылья и бросил умирать в высокую траву. Я могу выжить, забыв о крыльях и переродившись в муравья. Но муравьем я быть не хочу. От метаморфичных размышлений о насекомых меня отвлекает пронзительный писк телефона. На сей раз моего. «Ты не передумала насчет Куршевеля? Я завтра иду на интервью» высвечивает экран послание от Ани. Куршевель! 5000 евро в месяц! Олигархи! 4 месяца вдали от Филиппа! Я дрожащими пальцами набираю Анин номер.
– Я передумала, – кричу я в трубку, когда она отвечает, – Я поеду!
– Там, правда, не пять тысяч, а три, – смущенно признается подруга, – но тоже ведь неплохо, правда? Олигархов опять же никто не отменял.
По правде сказать, я готова ехать бесплатно. Даже идти пешком с котомкой за спиной как Ломоносов в Москву. Лишь бы подальше от этого мускулистого спортсмена, который, как оказалось спустя три года знакомства любит секс без табу. Я ему что ли табу устанавливала? Никакой близости в носках или только в темноте под одеялом? Тьфу, не в ту степь понесло. Что там Аня вещает?
– Завтра приезжает менеджер магазина. Ее зовут Лариса, она русская. Я ей скажу тогда, что ты тоже не против.
– Угу. А когда ехать, если возьмут?
– На этой неделе вроде. Завтра точно узнаем. Слушай, я так рада, что ты едешь. Мы там круто потусуемся, я уверена. Там Прохоров будет, он в прошлом году приезжал.
– Ага, я слышала, с сотней проституток. Хочешь присоедениться
