Я запихиваю бутылку в холодильник, заглядываю в пакет с тощими стручками гороха.
– Точно не больше часа? – уточняю на всякий случай.
– Постараюсь как можно быстрее, – обещает Филипп, скидывая с себя одежду и направляясь в душ.
До меня доносится шум воды. Сквозь него пробивается еще какой-то чужеродный звук. Забытый хозяином на столе телефон радуется полученному сообщению. У меня нет привычки шпионить за Филиппом, копаться в его карманах, телефоне или письменном ящике. Я доверяю ему на все 110 наивных процентов. И все же в этот судьбоносный вечер чья-то сильная невидимая рука толкает меня взять аппарат и нажать на зеленую кнопку. Эта кнопка приводит в действие невидимый детонатор, и мощная взрывная волна, сорвав мягкое одеяло с моей уютной жизни, оставляет ее корчиться на полу в горелых обрывках одежды. «Привет, мой милый, я страшно скучаю. Мне так хочется быстрее поцеловать тебя» пишет моему будущему мужу неизвестная Кристель. Впрочем, неизвестна она по всей видимости только мне, слепой рогатой идеалистке. А мой телемастер-халтурщик очевидно неплохо знаком с ее телевизором. «Три тысячи чертей!» воскликнул бы герой Боярского, сорвав с себя приросшую к темечку шляпу, «Вы ответите за это, сударь!» Мне срывать нечего. Разве что рога. Или, может, забодать ими подлого изменника. Я была уверена, что я не такая как виртуальные «Кошечки» и «Мышечки» с зернистыми отфотошопленными фотографиями. Мне не могут изменить. Меня не могут предать, променять на какую-то «Крысочку» с более удачным дигитальным изображением. Я вне бытовой грязи. Как мне казалось. Выходит, я ошибалась. Склизская мокрая жижа одинаково пристает как к рыночным кроссовкам «Абибас» так и к белым гуччевским туфлям. За сумкой Виттон не спрятаться от измены.
Корпулентный Пуаро трогает меня за плечо пухлой ладонью, советуя не делать поспешных выводов. Наличие в телефоне мужчины подобного компрометирующего сообщения еще вовсе не доказывает сам факт измены. Я отношусь к совету иллюзорного сыщика с недоверием, хотя непотопляемая наивность внутри меня, заслышав эти слова, расправляет плечи и активно кивает круглой клупой головой.
Шелест водных струй в ванной затихает. Сейчас он выйдет, закутавшись в халат. В прямом смысле белый и пушистый. И я запущу в его довольную физиономию этим, телефоном-чужаком, телефоном-предателем, телефоном-врагом. Хорошо бы попасть прямо в глаз. Впрочем, на такую меткость надежда не большая, в детстве на физкультуре мне редко удавалось угодить в цель. Филипп появляется в корридоре, вытирая полотенцем голову. Помылся, побрился, надушился. Можно подумать банкир будет его обнюхивать для подписания контракта. Одевается с присущим ему лоском. Белая рубашка Вивьен Вествуд, темные джинсы МакКуин, пояс из крокодила, выполненный на заказ, ботинки из питона производства Цезаре Пачотти.
– Не куксись, – советует мне щоголь мимоходом,