Однако во всем этом страхе была продуктивная, если так можно выразиться, составляющая. Будучи несмышленым ребенком, четко ощущал включенность в мировой процесс. Мой город, завод, окружающие люди, я были включены в реальную историю. Мы все пребывали практически в центре нее, и неважно, где ты находишься: в Москве или Северодвинске – ты в мировой исторической цепочке, и сама история могла заявиться в любой момент к тебе в дом тем же атомным грибом. Я не утверждаю, что все держалось исключительно на одном страхе, он лишь реакция человека, взирающего на огромные исторические масштабы, вглядывающегося в гигантскую перспективу, которая завораживает и пугает. Но с потерей, в том числе этого страха, пропало ощущение твоей личной включенности в большой мир, в великий процесс. Появилось другое – переживание заброшенности. Город моментально потерял свою притягательность, стал бесперспективным. Если раньше в него стекались со всего Союза перспективные кадры, то теперь из него потянулись люди. Начался людской исход. Он попросту стал тупиком – населенным пунктом, где заканчиваются рельсы. И это не один он такой – подобные процессы пошли повсеместно. Единая глобальная сеть вовсе не виртуальная, но реальная разбилась на осколки, которые теперь существуют сами по себе. Гигантские задачи, одно единое общее дело куда-то испарилось и рассеялось. Атомный гриб не вырос, но произошло что-то другое. Вместо него все вокруг будто заволокло болотной ряской.
В принципе на этом же в одном из своих интервью сделал акцент Захар Прилепин: «СССР – место, где я родился. …есть вещи совершенно очевидные и неоспоримые. И не так давно их произнес не я, а Анатолий Чубайс. Он сказал, что в течение двадцатого века Россия при всех чудовищных своих закидонах и издержках советского репрессивного аппарата, при всем этом ужасе, была ключевой, одной из главных стран на земном шаре, которой было дело до всего. Она занималась Латинской Америкой, Африкой, Антарктидой, Арктикой, подводными глубинами и Космосом. Ей до всего было дело».2 Именно тогда было важно ощущение причастия к этому большому делу, славной стране, о «которой знали все, и которая была у всех на устах». Да, в этом был определенный момент утопии, но зачастую внерациональные вещи дают толчок для мощных прорывов и сдвигов вперед, для рождения смыслов, для которых должен быть также прочный фундамент. Прагматика же, узкоутилитарные вещи ведут к сужению горизонтов, к мысли о том, что не выгоден не то, что космос и океанские глубины, но и сама просторная страна.
Вот поэтому сейчас и произошло все наоборот. При нашей открытости