– Вы заблуждаетесь, господин, – сказал японец по-русски. С легким акцентом. И поклонился. Руки его сжимали круглую палку. Ее можно было бы принять за посох, с каким ходили на богомолье российские нищие. Если бы не манера, с какой держал палку японец. Он держал посох, как меч перед боем. Лезвие готово выскользнут из ножен в любой миг. Как только владетель меча подвергнется нападению. Спокойное обличье воина, встретившего опасность. И способного даже тонкую и хлипкую бамбуковую трость превратить в безжалостно карающую молнию.
Кофий был безвкусный. Слишком горчил. Отдавал жженой щетиной. Никакого удовольствия. Влас, камердинер князя, божился, что варен кофий по рецепту. Как полагается – три унции на чашку. Молол Влас самолично. Младшему слуге Кондрашке не доверял. Как можно, знамо, важное дело. Зерна из мешка, что третьего дня почат. Из княжьих запасов. Никак щетиной отдавать не может.
Михаил Владимирович далее не стал слушать слугу, махнул нетерпеливо рукой – вон! Знал генерал-майор – старина-старинушка Влас не лжет. Не было такого, чтобы когда огорчил он барина пустяшной леностью, разгильдяйством. Но кофий сегодня утром все равно подали отвратительный.
Его превосходительство вкушал по утрам и в полдень кофий без сахара, без сливок, почитая все, что подавали к чаю ли, к кофе ли утреннему в приличных домах высшего петербургского общества, суетой и никчемностью. Излишество губит вкус. С младых ногтей зазубрил его превосходительство завет старого араба из Тавриза, научившего его готовить и употреблять настоящий кофий. Что понимал в жизни тогда юный корнет Лейб-гвардии Гусарского полка, прикомандированный к дипломатической миссии в Персии? Ничего. Ровным счетом. И только кофий, благородный напиток, воплощенная мудрость Востока, помог ему. И самих людей познать. Изведать науку управления их страстями и страстишками. Эх, да кем бы он стал, Михаил Барятинский, кабы не кофий тот от старого араба. Вице-губернатором в какой-нибудь Задрыгайловской провинции, откуда скачи до столицы – не доскачешься? Да разве то карьер для столбового дворянина?
Генерал-майор князь Михаил Владимирович Барятинский в сильнейшем нерасположении духа отставил от себя чашку. В начищенном серебряном медальоне, украшавшем белый перламутр чашки, увидел сморщенный, как вареная свекла, багровый нос и такую же багровую лысину, опушенную седой курчавой порослью. Ба. Образина. Да неужто я?
– Зря, эдак и апоплексию дождешься, братец, – сказал носатому господину из медальона Барятинский, расстегивая застежки сафьянового бювара. Бумаги, хранившиеся в чреве бювара, князь перечитал еще на рассвете. Сразу, как получил первые донесения из порта Кобе.