– О! – говорит Дэнни.
– Вау! – говорит Майкл.
Я молчу. Таня слишком сильно наклоняется к Дэнни, когда он смотрит в ее сторону, она тут же начинает трогать волосы, и я понимаю, что у коричневого есть шанс.
– Вы хотите кофе? – спрашивает Майкл.
Оба американца говорят на хорошем русском, с легким акцентом, который так заводит большинство россиянок. Таня с готовностью соглашается, ей лишь бы задарма пожрать и выпить:
– Ой, да! Я буду латте.
– А ты? – обращается ко мне Майкл.
– А я бы сейчас коньячку накатила, – думаю я, но вслух говорю, – а мне американо с молоком.
Я знаю, что от американо я протрезвею окончательно, и весь этот разговор станет мне в тягость, но другой кофе пить я не могу. Майкл уходит за напитками, и Дэнни с энтузиазмом советского пионера начинает расспрашивать меня про оркестр. Все эти вопросы я слышала сто тридцать миллионов раз, но правила поведения в обществе диктуют нам свои условия, и я, мило улыбаясь, повествую о своей работе:
– Да вот, играем, да.. Моцарт да. Гастроли да, бывают. Где послушать? Ну, под Новый год будут концерты, приходи. И в США выступали, да. А ты из какого города?
Оказывается, что Дэнни из Нью-Йорка, но последние десять лет живет в Москве. Мы начинаем обсуждать урбанизацию, жизнь в больших городах, новые велосипедные дорожки, укладку плитки этим летом в центре города. Я вспоминаю Центральный парк Нью-Йорка, и мне становится тоскливо. Хочется быть дома, сидеть на кухне, пить водку со сладким ромом вперемешку и слушать «Агату Кристи». Тоска без конца, тоска без начала. А потом, напившись в дрова, танцевать по комнате в своих узких джинсах и майке-алкоголичке. И в часа в три ночи, наконец, заглянуть в мертвые глаза урагана. Я все это так живо представляю себе, что вздрагиваю от неожиданности, когда Майкл ставит передо мной кружку с кофе. Он улыбается, я улыбаюсь в ответ, но все это становится трудно терпеть. Таня кокетничает с Дэнни, но я заранее знаю, что ничего у них не получится. Слишком хороший вариант для Тани. Слишком странный вариант для Дэнни. Мы обсуждаем Хемингуэя, вспоминаем Париж, где каждый из нас был когда-то, затем упоминаем самоубийства, и Майкл начинает цитировать Уайльда и Бодлера. Я шмыгаю носом, Таня хлопает в ладоши. Неожиданно Дэнни портит наши литературные посиделки:
– А что вы думаете про Путина?
Таня хлопает глазами. Я усмехаюсь:
– А что про него думать?
– Давайте не будем про политику! Я только недавно разругалась с подругой по поводу политики, и не хочу опять начинать эту тему, – умоляет Таня.
– Раньше русские любили говорить про политику, – замечает Дэнни, – а теперь все уходят от ответов.
– Поумнели, – говорю я, – да и кто на трезвую голову будет обсуждать президента?
Все думают, что я шучу, и смеются. А я-то не шучу. Майкл улучает момент и обращается ко мне:
– И как дела в твоем оркестре?
– Нормально, все