– Эти слова звучат как угроза! – Гвидона неотвратимо несло на стремнину обострения ситуации. – А если я сейчас на счёт: «кий – я», на выдохе?
Гвидон отбрасывает правую ногу в сторону, свободно роняет вдоль тела полусжатые кулаки и, вдыхая смрад прокуренного подъезда, разворачивает плечи и вскидывает голову.
– На вдохе и обратно получишь, – ухмыляется преградивший ему путь. – Если, конечно, выдохнуть успеешь.
– Я-то успею, будь в надёже! Шибко тоскливо будет.
– Неужели?
– Я уверяю, это так.
– Ага.
Хотя это «ага» и прозвучало не без издёвки, Гвидоном начало овладевать убеждение, что мордобой не является неизбежным. И он без прежнего металла в голосе сказал:
– Но я предпочёл бы перенести разрешение всех вопросов на свежий воздух. Здесь слишком велика концентрация оксида углерода. Как бы вы ни волновались, я всё-таки не рекомендовал бы, господа… Так много, господа… курить-то бы…
Последние слова Гвидон произносил в сложных условиях, ибо кулаки противника, вызывающе скомкав лацканы его плаща, дружно соединились около лица в жёсткую конструкцию. Процесс коммуникации оказался под угрозой краха.
– Слушай, ты! Что вы хотите?
– Странный вопрос… Милейшая женщина. Я увлёкся… И попросил бы оставить в покое мою одежду!
– Пожалуйста, – ответил парень, затем отпустил левый лацкан и, коротко взмахнув огромной кистью, ударил Тугарина в незащищённый лоб кулаком.
Удар был очень силён. Оставь его противник в покое и второй отворот плаща, Тугарин, без сомнения, упал бы навзничь. Однако этого не случилось, и Гвидон благополучно уселся на лестничной площадке.
– Всё ещё увлечён? – услышал он. – Красивая, говоришь? А может, другие интересы? Не пришло ли время сознаться?
– Я согласен с вашим определением, хам! – Гвидон откинул голову назад и попытался взглянуть на «хама» свысока, но лицо того оказалось где-то за пределами дуги, по которой независимым маятником раскачивался взгляд непослушных глаз. – Только я ваш… эпитет возвёл бы… в превосходную степень, – договорил-таки Гвидон.
– Но эта самая Кристина, – негодяй нагнулся к Гвидону, и лицо его уселось на дугу маятника, – замужем, как тебе должно быть известно. Говори, чего вы добиваетесь? Кто и чего хочет добиться?
Гвидон Тугарин с достаточным уважением относился к институту семьи и при других обстоятельствах не преминул бы недвусмысленно о том заявить. Однако ситуация предопределила иное заявление.
– Если женщина увлекается мною, отношусь к этому с пониманием, – сказал Гвидон. – Всегда и во всех случаях. Даже если замужняя.
Новый удар обрушился на его голову, удар настолько сильный, что Тугарин, кажется, готов был пожалеть, что столь легкомысленно одел свою безгрешную душу в рубище неправедного