Два веера лиц образовали круг, они блестят глазами и разноцветными зубами улыбок. Гвидон мгновенно выявил лицо Полины и вспомнил элегантную фразу: «Падам до нужек шановни пани». Эти слова он произнёс всего несколько часов тому назад, уговаривая Полину отправиться с ним в театр. Вспомнил и покраснел. И понял, ну, осознал в полной мере, что все смеются над ним и хохот и смешки разных оттенков разгуливают под сводами трамвая.
Восприятие человеческих эмоций может изменяться. Веселье же окружающих явило образное впечатление омерзительности. Иначе и быть не могло, ибо скромнейшее мимическое движение грозило Гвидону болезненными ощущениями. Эти же смеются громко и многозубо. Гвидон не мог быть вместе с ними. Он поспешно поднялся на ноги. Это был интегральный акт всего организма. Что следовало делать дальше, он не знал. Отряхивать плащ и заднюю поверхность брюк? Состояние одежды обеспечивало наличие мёртвой зоны за его спиной, однако с боков Гвидона сжали с прежней бесцеремонностью.
– Наша остановка, выходим, – шепнула Полина.
Тугарин с усилием повернул втянутую в плечи голову в сторону окон трамвая. Полина была неправа – впереди ещё два перегона. Однако спорить Гвидон не стал. Он опустил глаза вниз и приступил к ходьбе на месте, невольно обозначив таким образом и согласие своё, и даже некоторое нетерпение. Спустя несколько томительно медленно отживших секунд он уже пробирался к выходу, с виноватой нежностью взглядывая в затылок Полины.
Потом Гвидон смотрел спектакль, а Полина комментировала его, указывая театралу-любителю на ошибки коллег.
Как хороши, как свежи будут розы…
Полина позвонила и попросила его прийти к Кристине. И по голосу Гвидон Тугарин понял: что-то её тревожило.
– Случилось что-нибудь? – спросил он.
– Какие-то типы увязались за мной, – сказала Полина. – Выходить боюсь. Что им надо, не знаю.
Тугарин записал адрес Кристины и поспешил на зов встревоженной девушки. Самоощущение его можно было бы определить как одну из разновидностей романтического подъёма, некоторое своеобразие которой придавала дюжина следующих слов: «Как хороши, как свежи будут розы, моей страной мне брошенные в гроб». Эти слова оседлали одну из безропотных мелодий и крутятся по зримой орбите его сознания.
Возле дома Кристины чего-либо подозрительного Гвидон не обнаружил. Он вошёл в подъезд и под аккомпанемент к ступенькам приспособившейся мелодии взбежал по лестнице на уровень нужной квартиры. У самой двери что-то придержало его и заставило обернуться. Над изломом уходящих на пятый этаж перил Тугарин увидел наблюдающего за ним парня. Облака табачного дыма свидетельствовали о том, что он был там не один.
Этих