Гиммлер: Почему, Йозеф?
Геббельс: По мне уж лучше русский большевизм, чем ярмо англо-американских плутократов.
«И это старые партайгеноссе!» – с укором в их адрес про себя подумал Гитлер. Наконец они заметили приближающегося вождя.
– С днём рождения, мой фюрер! – патетично произнёс Геббельс. – Немецкий народ и преданные вам товарищи по партии поздравляют вас, мой фюрер, и до последней капли крови будут сражаться за вас.
Пожав каждому из них руку, Гитлер признательно произнёс:
– Я всегда знал, что вы самые преданные и верные мне соратники. Да, доктор Геббельс, вы правы. Только мы являемся силой, способной сдержать амбиции Сталина. И наша судьба, как и судьба немецкого народа, балансирует на острие штыка.
От этих слов «волка» по лицу Гиммлера в пенсне прошёл испуг. Лицо Геббельса казалось непроницаемым. Его тёмно-вишнёвые глаза завораживали, но в силу только что увиденной им сцены попытки сговора двух бонз у него за спиной теперь не вызывали у фюрера доверия.
– Наши солдаты, мой фюрер, в предместьях Берлина ведут тяжёлые оборонительные бои, – рейхсфюрер СС своими словами попытался было выправить неловкую ситуацию. – Я присоединяюсь к поздравлениям доктора Геббельса, мой фюрер. СС всегда были верными отрядами фюрера и партии.
– Спасибо, что поздравил, мой верный Генрих! Я всегда верил, что СС являются элитой немецкого народа. Я верю, друзья, что русские разобьются о стены Берлина, они заплатят за свой кровавый путь и, обессиленные, падут у ворот Берлина. Я не сдамся на милость русским, я не подчинюсь сэру Черчиллю или мистеру Трумэну. Не дождутся. Нам надо вытерпеть, друзья, такие зыбкие коалиции долго не живут. Наш долг – остановить красный прилив и спасти Берлин.
– На Берлин, мой фюрер, спустились сумерки богов! – проговорил Геббельс. Гитлер и Гиммлер, молча и с доверием, внимали его словам. – Над пригородами властвуют огонь и дым, а небо Берлина окрасилось в красно-багровый цвет. Всё пожирающие пожары бушуют то тут, то там, и как долго это будет продолжаться? Мой фюрер, я не нахожу ответа на этот трудный для нации вопрос. Да, и ещё. Всюду, где укрепились русские, висят красные флаги.
– Без паники, Геббельс! – сказал Гитлер. – Каждый батальон, об этом мне сообщили Кейтель и военные, яростно сопротивляется до последнего солдата. Война есть война. Идут тяжёлые, жаркие бои. Кто будет победителем, а кто нет – рассудит провидение, Геббельс. Провидение. Хайль!
Произнеся эти слова, где оба услыхали похоронный звон по своим последним надеждам, фюрер оставил их. Едва Гитлер успел войти в свой рабочий кабинет, как до фюрербункера донеслись режущие слух тяжёлые разрывы бомб. У себя он застал Еву, ту единственную женщину, ради любви к которой он жил. В её глазах Гитлер наблюдал огонь беспокойства, немой вопрос: «Что дальше, милый? Не пора ли нам позаботиться о себе?» На ней было новое платье из голубовато-серебристой парчи. Подойдя к ней, Гитлер жарко поцеловал её в губы,