Весь день, 29 октября, перед глазами наших всадников простиралась та же нескончаемо-однообразная равнина. Около двух часов пополудни заметили на земле под ногами лошадей много костей каких-то животных. То были истлевшие и побелевшие останки огромного стада быков. Но эти скелеты не были разбросаны в беспорядке, как обычно валяются скелеты обессиленных, павших в пути одно за другим животных. Никто не мог объяснить, почему на таком небольшом пространстве собрано такое множество скелетов. Это было загадкой даже для Паганеля, и он обратился за разъяснениями к Талькаву. Тот не замедлил удовлетворить его любопытство.
Восклицание географа: «Быть не может!» – и последовавший за этим утвердительный кивок головы патагонца очень заинтересовали всех присутствующих.
– Что же это такое? – спросили они Паганеля.
– Молния! – ответил географ.
– Как! Молния способна произвести подобное опустошение? – воскликнул Том Остин. – Убить наповал стадо в пятьсот голов!
– Талькав это утверждает, и Талькав не ошибается. Я в данном случае верю ему, ибо грозы в пампе отличаются особой яростью. Лишь бы нам не испытать этого на себе!
– Что-то очень жарко, – промолвил Вильсон.
– Термометр показывает тридцать градусов в тени, – отозвался Паганель.
– Это меня не удивляет, – сказал Гленарван, – я чувствую себя так, словно по мне пробегает электрический ток. Будем надеяться, что эта жара недолго продержится.
– К сожалению, – возразил Паганель, – нам нечего рассчитывать на перемену погоды, на горизонте – ни облачка!
– Тем хуже, – заметил Гленарван, – наши лошади измучены зноем. Тебе, мой мальчик, не слишком жарко? – спросил он Роберта.
– Нет, сэр, – ответил мальчуган, – я люблю жару, она приятна!
– Особенно зимой, – глубокомысленно заметил майор, попыхивая сигарой.
Вечером сделали привал у заброшенного ранчо – глиняной мазанки с соломенной крышей; ранчо было обнесено частоколом, правда полусгнившим, но все же ночью он мог защитить лошадей от нападения лисиц. Самим лошадям эти звери не в силах причинить вреда, но они, хитрецы, перегрызают их недоуздки, и лошади пользуются этим, чтобы вырваться на свободу.
В нескольких шагах от ранчо была вырыта яма, служившая, очевидно, очагом, в ней еще сохранилась остывшая зола. Внутри ранчо имелась скамья, убогое ложе из бычьей кожи, котелок, вертел и