Женским голосом
Ан – никого! знать, обманулся
А мышка-то и затонула
Тем временем
1 |00220 Лесков катил велосипедом
Навстречу ему вышел волк
И говорит: я – соль и ладан
Этого места!
Но обо мне, я слышал, толк
Идет
Что я некрофил
Иди и правду им скажи! —
И он пошел и свою жизнь
Всю практически
Отдал этому делу
1 |00221 Цыпленок попался ему и поник
Не бойся, не бойся! Державин-старик
Тебя не погубит и не запечет
Ну, разве, с собою в могилу возьмет
Так это же слава! Так это ж – почет!
Пойдешь ли со мною? – а тот уж и мертв
Сам по себе
1 |00222 Где строй солдат себе стоял
Стоял ни низок ни высок
Хармс тихо сбоку подошел
И тоже взял под козырек
Но подошел руководитель
И в сторону его отвел:
Товарищ Хармс, вы нужны детям
Вот вам дитя, вот стул, вот стол
Вот деньги
Начинайте
Нередуцируемый опыт женщины
Сон Надежды Георгиевны
Надежда Георгиевна видела сон. Вроде бы идем мы – она, я, Мишка и Валерий, – Валерий такой высокий-высокий – метр девяносто пять. А мы все пониже. Идем мы – снилось ей – не то в Прибалтике, не то в Маврикии какой. Обычное дело – дачу снимаем. И везде уже сдано – и сзади, и спереди, и слева, и справа. Темно, ночь, наверное. Но сон цветной, весь из таких больших ярких кусков, как на станции метро «Новослободская» или где на «ВДНХ». Все темно, и вспыхивают по очереди эти самые цветные куски. Доходим мы до некоего места, обнесенного глинобитным валиком, оградой. Ну, конечно, не могильник, но похоже. Или просто палисадничек. И выложен этот палисадничек блестящими стеклышками. Место небольшое, да время лечь спать.
«Но ведь надо покушать. Покушать надо», – беспокоится Надежда Георгиевна. Но никто не хочет никуда идти. Машка с Валерием говорят в один голос: «Мы сыты». Небось, перекусили где-то, заподозривает Надежда Георгиевна. И ели-то, небось, прикрываясь рукавом, белое что-то ели. Хотя нет. Это кулаки сало кушали. В Гражданскую. Я тоже сказал, что не хочу. «Вот лентяй, – думает Надежда Георгиевна, – ведь принеси тебе сейчас кусок колбасы, так с руками и с ногами съешь». Это она просто знает мою слабость. Но я действительно был сыт.
Кругом темно, только наше место освещено, и видны все лица, видны все выражения на них, даже как-то подчеркнуто видны, с неким перехлестом. И еще ярче