А с черной ягоды поборы,
Где палец оскользнется вновь! —
И кровь кропит руки узоры,
Не плачущая с детства кровь.
А можжевеловые страсти!
Страстей терновых ли предстой?!
Но слово их не передаст —
И говорить о том не стоит.
11 | 01001 Над городом, что стыл внизу,
Чужое облако стояло,
Похожее на пыльный звук
Валторны с ближнего вокзала.
Оно снижалось, и как сном
К нему притягивались тут же
Вся пыль, весь ужас, дети… – все,
Что было в городе летуче.
11 | 01002 Завешен день водой скользящей,
Как попечением небесным,
И виден каждый милый хрящик,
Что кажется лишь неизвестным.
К дыханью подступают травы,
Набухли, расплетаясь, нервы,
И даже ломота в суставах,
Как чья-то ласковость сверх меры.
11 | 01003 Но к ночи, где тончает глаз примерный
И утончается несообразный слух,
Вот слышится летучей мыши скверный
Полет, вот уханье совы, вот двух,
Вот чей-то шепот, лепет, шорх… Вот смутный
Над лесом словно пролетает стон…
Да конь, за полем теребящий путы,
Роняет надоедный звон.
11 | 01004 Как передать пугливость расстояний
И перебежчивую жуть теней?
Пытливый карандаш не в состоянье
Объединить их трезвостью своей.
Когда под вечер плавятся границы
И холодеет цепкая душа,
То между лиц не пропорхнуть и птице,
И не просунуть лезвия ножа.
11 | 01005 Двумя большими ветхими снопами
Упало небо в крохотный разрез.
Я помню все. Я даже помню память,
Ушедшую за ним за крестоверхий лес.
Чужая темень встала, как из речки,
И стала у лица обман плести,
И было, – даже с низкого крылечка,
Нехитрой правды было не снести.
11 | 01006 В саду, на вокзале пустом, у лотка,
Под крышей, за столиком чайной
Он словно следил