11 | 01022 Чумные статуи. Что мне до них? Лети
Несмытый призрак тела для отваги!
Безумие промасленной бумаги,
Костями оперившейся – лети!
Но что за вести в мраморном конверте?
Ужели грек рассудка не древней?!
И, вправду, жилы их помазаны бессмертьем,
Как липким медом… медом… медом. Нет!
11 | 01023 На сцене, скрипящей дощатым ампиром,
Где бьет балерина упрямым копытцем,
Властительный профиль бестелого мира
Вздыхает и хочет из пены родиться.
Младенец! – все в зависть профана рядится!
Но занавес продан и жесть полупьяна,
И птицей летят и щебечут румяна,
Вот-вот в него тени врастут, словно в лица…
И снова смердит оркестровая яма.
О, если бы жизнью к нему подрядиться!
11 | 01024 Я вышел на улицу – что там еще
Придумает к празднику непогода?
Какого младенца, какого урода
Мучной небосвод приведет под плащом.
Я всех их люблю, но по времени года —
Попроще чего-нибудь – хлеба с дождем…
– Мы не чужие. В дверях подождем.
А вы куда?
Уходите, да?
А как же крестины? А как же с дождем?..
11 | 01025 Под снегом город сам не свой
И, как подранок-лошадь в пене.
Упав с разбегу на колени,
Скользит по жесткой мостовой.
И тут бессилен постовой.
Но смертью пахнущий мазут —
На перехвате ли сезона —
Нежней последнего резона,
Который даром не возьмут.
А, может, я не прав – возьмут
И снова обратят в мазут.
И тает снег еще живьем,
И пташка под печалью ветхой
Шумит, шумит на скользкой ветке
В пальтишке легоньком своем
О чем-то очень о своем.
О чем она? – еще живьем!
11 | 01026 Ликуй же, безутешник, птицеслов!
Какая сеть воздвигла эти страсти,
Как небеса? Какое ремесло
Ту нить ввело в ушко игольной власти,
Не отмывая мертвого родства,
Покуда
Над