Закончили с рецептами и инструкциями – и Вощинский начал с любопытством осматриваться.
– Не уютно тут как-то – наконец вынес он приговор. – И музыка слишком громкая.
– Кормят вкусно – попытался оправдаться Гоша.
– Дорого! – упорствовал Вадим, заглянув в меню.
Шкуль улыбнулся:
– Я угощаю!
На этот раз он ограничился пивом с чесночными гренками. Вощинский, поморщившись от слова «пиво», заказал двойной эспрессо с мороженым.
– Ты очень быстро справился с психологическим шоком – сказал доктор, когда официантка ушла. – Молодец, многим в этой ситуации психолог требуется…
Шкуль усмехнулся:
– Я очень быстро понял выгоду своего положения. Теперь я, наконец, могу позволить себе заняться тем, чем хочется мне, а не заказчикам. Я стал свободным и счастливым.
– Не все это понимают – отозвался Вощинский. Для большинства сам факт жизни, то есть, физического существования – уже счастье. Вернее, счастье невозможно без этого…
– Не говоря уже о свободе – подхватил Шкуль.
После гибели жены доктор остался для Гоши единственным представителем рода человеческого, с которым он мог общаться не только на бытовые темы. Поэтому сейчас он был рад встрече и возможности «хорошего разговора».
– Это для тех, кому нечего терять, кроме вкусной и здоровой пищи. Для меня – есть и хочется это сохранить. Если удастся сохранить, физическая смерть не имеет значения.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Вадим.
– Высшую ценность.
– Гоша, ты начинаешь меня пугать!..
– «Высшая ценность» – так говорят обычно о человеческой жизни. – Шкуль подождал, пока подошедшая официантка поставила на стол их заказ и ушла. Затем сделал большой глоток пива, подцепил и отправил в рот одну гренку, изобразил на лице приятное удивление – и продолжил:
– Но что это такое – «Высшая ценность»? В данном контексте – ничего, пустой звук. Потому что, если на секундочку поверить в то, что жизнь каждого человека стоит так дорого, то, например, за меня, за мою жизнь сейчас должна была бы бороться вся Всемирная организация здравоохранения. И за жизнь каждого из пациентов твоей клиники – тоже.
– Она и борется! – буркнул сердито Вощинский. – В моем лице. Я лично, как представитель ВОЗ, борюсь за жизнь каждого пациента.
– Это чисто формальный аргумент – Гоша улыбнулся снисходительно, как учитель, которому приходится объяснять ученику общеизвестные вещи. – Во-первых, ты лично – еще не вся ВОЗ. У ВОЗ нет списков всех больных раком и она не ставит на контроль лечение и динамику изменения состояния каждого больного. И ты – уж извини – не отвечаешь ни перед ВОЗ, ни перед кем другим за исход лечения – только перед собственной совестью и профессиональным долгом. А если бы