– И как бы там ни было, что одни, что другие, стремятся перещеголять товарищей, добив дальше тугой струей своей мочи.
– Я уверен, Адель, что мои коллеги по достоинству оценили бы твои представления об ученых.
– Пусть только попробуют, я научу их уму-разуму!
В течение нескольких мгновений он обдумывал мысль о том, чтобы в виде наказания отправить меня в тихие коридоры университета. Но, чтобы расслабиться, этого ему оказалось недостаточно.
– Я не пользуюсь у них уважением и знаю, что они говорят за моей спиной. Даже Витгенштейн[14], с опаской относящийся к позитивистам, и тот считает меня чем-то вроде фокусника. Считает, что я просто манипулирую символами.
– Он малость не в себе. Раздал все свои деньги поэтам, а сам теперь живет в какой-то трущобе. И ты веришь подобным типам?
– Адель!
– Я пытаюсь тебя рассмешить, Курт, но вижу, что здесь налицо случай он-то-ло-ги-че-ской невозможности.
– Это слово ты выучила в гардеробе «Ночной бабочки»?
Мы остановились на углу улицы. Вдали горели их окна, мать Курта никогда не засыпала, не услышав в коридоре его шагов. Не вернуться означало обречь ее на бессонную ночь. Порой мы отпускали по этому поводу шуточки. В тот вечер я была обречена на одиночество.
– Если вкратце, то получается, что ты своими логическими выкладками доказал существование пределов логики?
– Нет, я доказал лишь существование пределов формализма. А заодно и пределов нашего нынешнего математического языка.
– Стало быть, ты не выбросил эту их долбаную математику в корзину, а только продемонстрировал, что им никогда не стать богами!
– Не впутывай сюда Бога. Я задел их за живое, попытавшись поколебать веру во всемогущество математического духа. Убил Евклида и сокрушил Гилберта… В общем, совершил святотатство.
Он вытащил ключи, привычно давая понять, что прения окончены: Не подходи слишком близко, мать может увидеть тебя в окно.
– Мне нужно хорошо подготовиться к докладу. Через два дня у меня встреча с Карнапом[15].
– С этой лягушкой, которая возомнила себя неизвестно чем?..
– Адель! Карнап хороший человек, он очень много для меня сделал.
– Революционер! Рано или поздно он наживет себе неприятностей.
– Ты ничего не смыслишь в политике.
– Зато имею уши и слушаю, что говорят на улице. И то, что слышу, уж поверь мне, говорит отнюдь не в пользу интеллектуалов.
– С меня и других проблем хватает, Адель. Я страшно устал.
Он положил ключи обратно в карман. Стало быть, сегодня мы будем спать вместе и ждать этой ночью придется ей.
– Наконец-то ты поступил благоразумно.
– Я знаю только один способ заставить тебя замолчать.
Учителей он разочаровал – не тем,