Да, у Есенина есть «Сорокоуст» —
«О, электрический восход,
Ремней и труб глухая хватка,
Се изб древенчатый живот
Трясет стальная лихорадка!»
Но «сорокоуст» – это и сороковой день усопшего, когда душа освобождается от телесного бремени. Этой заметкой Марины Черносвитовой, пока и закончим есенинскую тему Инонии.
Василий Шукшин видит рай на земле в казацкой вольнице, в жизненном укладе донских казаков. Казачий уклад только и может заменить собой эту громаду, страшную своей безликостью и беспощадностью, порабощающую снаружи и изнутри силу, именуемую ГОСУДАРСТВОМ. Правда, эта идея до конца Шукшиным не додумана. Не смог он реализовать ее в зримых образах, то есть экранно, как предполагал сделать в фильме «Я пришел дать вам волю». Сейчас мы, в ХХI-ом веке, можем увидеть в этой его несбывшейся мечте не только обыденный смысл (помешали, мол), но и глубокий. философский – что-то вроде несбывшейся есенинской Инонии14.
Земля, единение с природой, крестьянский уклад – это источники духовной и нравственной силы русского человека. «Россия – Микула Селянинович», – говорит Василий Макарович. А самым большим его желанием, было: «…прорваться в будущую Россию». Вот, если бы «прорвался»?…
Но крестьянская Русь (избяная, деревенчатая, бревенчатая, лесная) с ее укладом – ЛАДом и ДОМОСТРОЕМ… была она и под татаро-монгольским игом (степи), и под игом крепостного права. Подвергалась белому террору в братоубийственной войне. Еще был Колчак и колчаковщина. И слово – «верховный правитель», звучало царским окриком. О «колчаковщине» В.М.Шукшин писал: «Была отчаянная, довольно крепкая попытка оставить «все, как было», в статье «Отдавая роман на суд читателя…», в 1965 г., как реакция на красный террор Троцкого – Тухачевского, для сподвижников которых вместо светлого образа русской избы маячил лик военной казармы… А, во времена «великого застоя», деревня наша стала подвергаться… информационному террору. Написав свой рассказ «Срезал», Шукшин сразу из 1970 года «прорвался» в… ПЕРЕСТРОЙКУ и НОВОЕ МЫШЛЕНИЕ. Но, не «дотянул» до того времени, когда стали всех обитателей постсоветской России называть «россиянами»! А, было бы, Василию Макаровичу, место в России наших дней?..
Герой Василия Шукшина из «крепких мужиков», Глеб Капустин, с отчаяния говорит: «Пишется Ливерпуль, а читается – Манчестер». Именно в таком положении в настоящее время оказывается уже не сельский житель, а «россиянин», на которого обрушивается денно и нощно лавина информации – печать, радио, телевидение, кино, интернет и… слухи, слухи, слухи. А все о чем? О «земле и воле?»… Нет, сейчас иная тематика, которую трогать мы не будем, чтобы не унесло нас порывами «мусорного ветра» далеко от нашей темы!
Вернемся к Василию Шукшину, в частности, к его