Штыренко скоро вернулся, доложил:
– Всё чисто, командир.
– Действовать только ножами.
– У меня ножа нет, – сказал Штыренко.
– Он тебе и не нужен. Лезь в танк, ты там ориентируешься хорошо. Найди что-нибудь потяжелее… Давай, вперёд. Только, пока он туда не залезет, сиди тихо.
Люк «тридцатьчетвёрки» был открыт. Штыренко ловко запрыгнул на заиндевелую броню и исчез в башенном люке.
– Степан, ну что, как будем брать своих?
– Я с ними один управлюсь.
– Не дури. Там мужики здоровые.
– Ты меня подстрахуй вон оттуда. – И Степан указал за гусеницу танка. – Хорошо, что у них тут пост не выставлен. Как они такое пропустили?
– Они – в своём тылу.
Степан быстро снял телогрейку, свернул её, сунул под днище танка. Сверху положил автомат. Наган сунул за ремень сзади. Вытащил из-за голенища сапога нож, зашёл за корму и затаился.
В поле уже рассветало. Только здесь, в глубине лощины, переходящей в лесной овраг, всё ещё царила ночь. Воронцов сидел на четвереньках, прижавшись к заиндевелым каткам танка, и прислушивался. Т-34, по всей вероятности, был вполне исправным. Его просто утопили в болоте. Теперь он вмёрз в грязь, одной стороной утонув почти до моторной решётки. И немцы перетаскивали из затопленного танка боеукладку. Однажды на дороге, пережидая немецкую колонну, Воронцов видел целую колонну наших «тридцатьчетвёрок» и тяжёлых КВ, уже перекрашенных, с крестами на башнях. Шли они к фронту. Вот и этот Т-34 завтра-послезавтра вытащат. А тот, куда таскают снаряды, видимо, уже боеготов. Немцы – народ хозяйственный, бережливый. Из лесов вытащили все брошенные нашими войсками пушки и миномёты, собрали все снаряды и мины. И теперь стреляют из них по нашим же окопам и танкам.
Голоса, которые донёс со стороны поляны низовой утренний ветер, заставили Воронцова забыть обо всём. Он держал в рукаве нож, найденный им несколько дней назад, ещё до морозов, на теле убитого снайпера. Винтовку он оставил Нелюбину. Ремень МП-40 перекинул через голову, передвинул автомат за спину, чтобы не мешал свободно двигаться.
Немцы шли не спеша. Один из них курил, роняя под ноги тусклые искры. Шли спокойно, переговаривались. Миновали ивовый куст, за которым затаился Николаев. Начали приближаться к танку. Воронцов примерился к замыкающему. Курил именно тот, шедший последним. Его предстояло валить Воронцову, если Степан замешкается. Плотный, чуть выше среднего роста. Здоровяк. Не дай бог, если именно он полезет в танк. Штыренко, метр с пилоткой, с таким не справится. У шедшего впереди Воронцов увидел на ремне тяжёлую кобуру. Пистолетами, видимо, вооружены и остальные. Если случится заминка, начнут стрельбу, а там уж – чья возьмёт… Шедший впереди, не останавливаясь, вскочил на броню, но, то ли споткнулся, то ли поскользнулся на обмётанной инеем наклонной броне, тут же загремел вниз.
– Main Gott! – взвыл упавший. – Es ist sehr glatt! Das ist vielleicht ein Wetter![15]
Двое других засмеялись. Танкист снова, уже осторожнее, вскарабкался на башню.