литературного творчества), какие-то якобы диссиденты, при каждом удобном случае напоминающие о своих заслугах в борьбе с тоталитарным режимом. Какая-то Таля, кричавшая, лишь только разговор касался национальности: «Да вы найдите во мне хотя бы одну каплю русской крови! И что ж я, по-вашему, уже не русская?..» Потом все же уехала – когда у «Стены плача», дощатой перегородкой протянувшейся вдоль Гостиного, встали какие-то парни в нарукавных повязках: продавали «патриотическую литературу», объясняли желающим, что все российские беды – от засилья евреев. Мне просто страшно, призналась Таля. Страх крови, исторической памяти, это уже не преодолеть… Мулярчик, расплескивавший на себя водку, невыносимо кричал, что не осталось в России ни чести, ни благородства. Стянутые к переносице маленькие коричневые глаза так и бегали… Харитон, бухал басом в ответ, что благородство и честь – понятия сугубо западноевропейские. Именно там в силу исторических обстоятельств появилось конное рыцарство, и его корпоративная этика распространилась потом на все общество. В России рыцарства не было, в нашем сознании преобладает не честь, а совесть… «В чем разница?.. – кричал непримиримый Мулярчик. – Честь защищает свое, а совесть – чужое…» Впрочем, Харитона тогда затмевал некий камрад Буценко, приезжавший на джипе с затененными стеклами и никогда не задерживавшийся надолго. Камрад Буценко поразил всех, во-первых, ярко-малиновым пиджаком с золотыми пуговицами, такие клубные пиджаки только-только еще становились признаком нового времени, а во-вторых, необыкновенной свободой рассуждений по нацио нальной проблеме. Давайте посмотрим, говорил он, набычивая крупную голову: Ленин – еврей, фамилия его – Бланк, Троцкий – еврей, тут, по-моему, ни у кого нет сомнений, Каменев, Зиновьев, Свердлов, Урицкий, Якир. Далее – Бела Кун, Радек, Цурюпа и прочие «Пятаковы». Далее – Каганович, Тухачевский, Гамарник. Иосиф Виссарионович, между прочим, тоже – грузин, если не хуже. Кто организовывал первые лагеря? Ягода и Берзинь. Кто руководил ЧК, кто расстреливал? Дзержинский и Петерс. Ведь ни одного русского человека. Может русский в своей стране иметь какие-то преимущества? Вдруг вскидывал голову, покрытую жесткой щетиной, и обводил всех взглядом, от которого становилось как-то не по себе. Даже чудовищно обросший бородой Харитон – и тот терялся. Чувствовалась в словах камрада Буценко первобытная сила. Потом исчез – никогда больше не появлялся.
Наибольшее впечатление, впрочем, производили вовсе не те, кто кричал. Пасков помнил, как в марте – или, может быть, это было уже начало апреля? – Илья Полоскин, флегматичный, одышливый, такой спокойный, что во время самых яростных споров казалось – вот-вот задремлет, прочел им целую лекцию о перспективах экономического развития. Изношенность основных фондов у нас составляет примерно восемьдесят процентов, быстро заменить их, развернуть новые технологии – таких денег никто не даст, поэтому продукция на мировых рынках будет неконкурентоспособна. Кроме того, Россия лежит
