– Ваша жена права. Солнце поджарит вас до хрустящей корочки. – Ган неодобрительно оглядел белую кожу на его руках.
– С этим я справлюсь, – добродушно отозвался мистер Файерфилд. – Я и курить не должен бы. Она говорит, что после этого от меня пахнет, как из дымохода. – Он чиркнул серной головкой на кончике расщепленной лучины и поднес голубое пламя к скрученному кончику сигареты. – И поэтому я планирую курить во время нашего путешествия не переставая.
– Это правильно. По-мужски, – отозвался Ган.
– Вы рассуждаете как закоренелый холостяк, мистер…
– Ган.
– Ган, да? Вы из Турции?
– Нет. Когда-то был погонщиком верблюдов, как афганцы.
Мистер Файерфилд понимающе кивнул и продолжил:
– Конечно, моя жена права относительно очень многих вещей. Но мужчине иногда не хочется поступать правильно. Хочется делать все наоборот, хочется вести себя как сопливый подросток. Глупо, разумеется, по-детски, я знаю, но ничего не могу с собой поделать. И поэтому в конце дня получаю свой нагоняй и поцелуй в лоб.
Вялость и немощность голоса он оставил в Перте – теперь его манера говорить была легкой и свободной, даже твердой. Между затяжками мистер Файерфилд непринужденно улыбался.
– Вы никогда не бывали в Америке, Ган? – спросил он.
– Нет. Даже за пределы Австралии не выезжал.
– Что ж, я несколько раз объехал вокруг света и вот что могу вам сказать, Ган: Австралия и Америка похожи так, как только могут быть похожи две страны.
Ган попытался представить себе такое сравнение.
– Нет, правда, – продолжал развивать свою мысль мистер Файерфилд. – Обе страны очень молоды, они младенцы в этом мире, можно сказать, наполовину сестры. У нас общая мать – Англия, но сама она сильно сдала, поэтому пригласила в качестве отцов для остального населения мужчин из Европы, пока мы как нация не превратились в кипящий котел, в котором уже непонятно, у кого чья кровь. За исключением туземцев, разумеется.
Гана завораживали его акцент и плавная речь. Возможно, все объяснялось тем, что он три дня провел без компании, но ему нравилось то, как этот человек говорит, нравилась пестрая смесь его слов, их непривычные сочетания.
– Австралия и Америка огромны, – продолжал мистер Файерфилд, обращаясь к невидимой аудитории. – Наши города и лучшие угодья располагаются на востоке и западе, а посередине – поля пшеницы и пустыни. У нас и у вас лучшие в мире стада крупного рогатого скота и самые крутые парни, которые эти стада пасут. Между нашими ковбоями и вашими гуртовщиками нет разницы: это жесткие, загоревшие на солнце парни, которые ловко и скоро управляются как с кнутом, так и со шлюхой в постели. Это настоящие мужчины, сделавшие мужскую дружбу своей религией. По сравнению с ними я – нежная барышня. – Мистер Файерфилд осекся и повернулся к Гану. – Послушайте, мистер Ган, я еще не прожужжал вам уши своей болтовней? Вы скажите, если что, и я сразу умолкну. – Они помолчали