– Да, мисс Беатрис, – подтвердила служанка. – Он уже с четверть часа как уехал.
Я резко повернулась и пошла к дверям. Можно было, конечно, немедленно потребовать лошадь и кинуться за отцом вдогонку или весь день в отчаянии гонять по холмам, пытаясь отыскать Ральфа, или отца, или их обоих. Но меня охватило такое чувство, какое, должно быть, испытывает моряк, когда, выбросив за борт все лишнее и изо всех сил откачивая воду, вдруг понимает, что ничто не поможет, что его судно все равно потонет. Удача сегодня явно от меня отвернулась. И от моего отца, похоже, тоже. Он, как всегда, этим солнечным утром поехал осматривать свои владения, не подозревая, что где-то там его поджидает убийца. И я уже ничем не могла это предотвратить. Ничем. Теперь я могла только защитить от опасности себя самое. Я, как тень, скользнула по лестнице к себе в комнату. Мне хотелось вымыться и переодеться, прежде чем я встречусь с мамой и Гарри. То, что, возможно, происходит сейчас в лесу, мне уже неподвластно. Я не в силах этому помешать. Я сама посеяла это смертоносное семя. Но оно еще может и не прорасти. Да, оно еще может и не прорасти!
Отца привезли домой в полдень. Четверо мужчин с застывшими от горя лицами, понуро шаркая ногами, несли за четыре угла решетку из ивовых прутьев – такими пользуются, собирая овец в загон. Решетка прогнулась в центре под весом отцовского тела; переплетенные прутья даже начали трескаться и расходиться. Он лежал на спине, и лицо его казалось каким-то измятым, точно комок пергаментной бумаги. Настоящий хозяин своей земли, сильная личность, человек невероятно смелый и энергичный. Да, таким был мой отец, и вот теперь он умер. А то, что сейчас принесли эти люди, – это всего лишь мертвое и тяжелое тело.
Они внесли его в парадные двери, пронесли через холл, и их грязные сапоги оставляли следы на полированном полу и дорогих коврах. Захлопали двери кухни, и оттуда выбежало полдюжины слуг с бледными лицами. Я стояла без движения, держась за притолоку. Когда отца проносили мимо меня, я заметила у него на виске зияющую кровавую рану. Значит, мой обожаемый папа все-таки действительно умер?
Я стояла, как замерзшее дерево холодной зимой, а они, шаркая ногами, медленно проходили мимо меня, и мне казалось, что они не идут, а крадутся или бредут по пояс в воде, словно все это происходит во сне. Они, словно нарочно, еле волочили ноги, и это усиливало ощущение того, что все мы как бы заперты внутри некоего кошмара; казалось, они медлят специально для того, чтобы я получше разглядела эту ужасную рану, огромную, в полчерепа, в глубине которой виднелось нечто жуткое, зернистое, какая-то кровавая каша из раздробленных костей.
А его лицо! Сейчас оно было совсем не похоже на лицо моего красивого смелого отца! На его лице застыла маска ужаса, и под ней скрылись его веселые ясные глаза, его смеющиеся губы.