Вот такая на моём острове атмосфера веры, любви и духовного очищения, и я вижу и чувствую, как постепенно весь мир меняется и становится иным, а когда я окончательно проснусь, то так оно и будет, потому что я тоже стал другим, я стал миссионером и проповедником той веры и жизни, с которыми из живущих мало кто знаком. Я их буду посылать не на гору Афон или остров Валаам, а на остров Недоразумения, для постижения самого себя, веры и истинной гармонии.
Встав с валуна, на котором сидел, я направляюсь в глубину береговой полосы, к рыбозаводу и главное – к причалу, потому что даже отсюда я вижу мачты сейнеров и траулеров, которых на острове никогда не было. Песчано-галечный берег, обращенный к материковому брегу, подковой вдаётся в остров, образуя покойную бухту с хорошим пирсом и краном для разгрузки бочек с рыбой с плашкоутов. У сейнеров и траулеров свои грузовые стрелы, и они не нуждаются в заводском кране, стоящем на пирсе.
В какое-то мгновение, словно отойдя от какого-то наваждения, я замечаю, что на острове пусто, пусто на сейнерах, пусто в посёлке, пусто в засольных цехах завода, и даже собак и свиней Филиппыча не видно. Хотя на острове кипит жизнь, но я её почему-то не вижу, я только слышу чей-то разговор, смех, я слышу плеск волны, работу дизелей на электростанции, я всё слышу. Но почему я не могу всё это видеть? Или все эти звуки идут из прошлого?
Оборачиваюсь на громкий девичий хохот, слава Богу, а вот и они. Я вижу, как стайка молодых женщин, видимо, с конвейера, совершенно обнажённые, гордясь молодыми телами, тугими бёдрами с узкими талиями, но тяжеловатыми попками, полными грудями с торчащими коричневыми сосками и длинными до пояса, одинаково тёмными волосами, громко хохоча, бегут к пенной полосе прилива.
Я залюбовался этой красотой до испуга, ведь все они были на одно лицо, и даже родинки на округлых попках были одинаковы и на одних и тех же местах. Всё это я заметил, когда они прошли сквозь меня, будто пустое место, но сами они были реальные, осязаемые, значит, это что-то со мной, но я ведь не привидение и не фантом, я такой же нормальный человек, как и все, только я сплю. Или нет?
Женщины вошли в ледяную воду моря по пояс, постояли, привыкая к холоду, и поплыли, взмахивая не руками, а словно русалочьими хвостами, потому что за каждой струился дельфиний след. Они уплывали всё дальше и дальше, я им кричал вслед, чтоб они вернулись, но они, обогнув кривой островной мыс с дизельной электростанцией, растаяли в мелкой ряби вдруг поднявшегося ветерка. От всего этого у меня лысина вдруг встала дыбом, а скальп стянуло от ужаса, я ничего не мог понять, и от этого мне стало жутко.
Присев на причальный кнехт пирса, я задумался: что случилось с миром или со мной? Опять какая-то