Проводы в армию
Седьмые сутки нас держат в спортзале механического завода. На улицу никого не выпускают и новое пополнение не завозят. А вокруг помещения толпятся родственники. Команда вроде не секретная – восьмидесятая, морфлот. Непонятно, почему даже с родными нельзя пообщаться.
Сквозь окно вижу свою маму. Окна в спортзале высокие, снаружи грязные, но она тем не менее подпрыгивает, хочет среди новобранцев, прильнувших к стеклам, увидеть меня. Расталкиваю несколько матрасов, лежащих у окон и служащих нам постелями, приближаюсь к окну и начинаю махать руками. Но тщетно: мама меня не видит.
Вдруг появился полноватый мичман, он показал рукой в сторону автобусных остановок и что-то крикнул, провожающие нехотя стали отходить от окон.
А за окном была весна, весна 1975 года. Было тепло, навсегда запомнилось это голубое теплое весеннее небо. Вдруг у самого уха слышу команду: «В одну шеренгу становись!» – и вижу перед собой молодого усатенького лейтенанта.
Наконец-то должны были произойти какие-то события, которые обязаны были повлиять на нашу дальнейшую судьбу. До тошноты надоел этот пыльный зал, хотелось увидеть весеннее голубое небо, вдохнуть свежий воздух, увидеть родных.
Через несколько минут толпа наподобие солдатской шеренги стояла перед лейтенантом.
Новобранцы изрядно устали, томясь неделю в пыльном спортзале в ожидании своей дальнейшей судьбы и рады были любым переменам.
Наступила полная тишина.
– Сегодня в 19 часов наш эшелон отбывает, – как можно громче сказал лейтенант, чтобы всем было слышно.
– А пока привести себя в порядок, от клуба до железнодорожного вокзала пойдете строем. Разойдись!
На лицах у кого появились улыбки, у кого недоумение. Все думали об одном: куда повезут?
По форме сопровождающих офицеров мы догадывались, что повезут к морю. А вот к какому – вопрос.
Ровно в 18 часов, нас каким-никаким, а все-таки строем повели по центральной улице к железнодорожному вокзалу. В команде призывников было человек семьдесят, по краям бежала толпа провожающих. Тогда мне это напомнило майскую демонстрацию, не хватало только знамен.
Как сейчас помню, было 4 мая 1975 года.
Родственники призывников за время пути успевали пообщаться и передать котомки с продуктами. Вдруг я увидел маму со слезами на глазах, она держала в одной руке сумку, приготовленную для меня, а другой придерживала моего младшего брата Сашку. Бедные мои, они несколько дней подряд приходили к проклятому клубу, боялись, что не сумеют попрощаться: ведь день отправки никто не знал. До сих пор не пойму, к чему такая строжайшая тайна, вроде и не военное было время. Призывники были изрядно измучены, а провожающие – еще сильнее. Военный эшелон мы увидели на первом пути, двери состава были открыты, у каждой стоял офицер или матрос. Я надеялся, что нам дадут попрощаться, но не тут-то было.
Прозвучавшая громкая команда: «Призывники, по одному