Я прислонился спиной к забору, внимательно рассматривая лица проходящих мимо полицаев в надежде разглядеть среди них Степана. Было около семи часов вечера и дневное тепло последних дней лета медленно уходило, уступая место вечерней приятной прохладе. Странно. Кажется, не я один кого-то жду. Среди черноты полицейских мундиров белой вороной выделялось светлое пятнышко военной формы немецкого солдата, так же как и я, прислонившегося к забору метрах в двадцати от меня. Откуда он взялся? Еще минуту назад его там не было. И что, вообще, он там делает? Стоит, курит и, так же как и я, внимательно всматривается в лица проходящих людей. Один рядовой немецкий солдат в этой безликой полицейской массе. Только не похож он на рядового. Рядовых я видел. Молодые, крепкие. Нагло улыбаются, будто победа у них уже в кармане. А этот слишком староват. На вид лет тридцать. Скорее фельдфебельская форма ему бы подошла. Что же в нем не так? Пистолет-пулемет? Точно! Он висит у него на груди! Рядовые так не носят. У них оружие старое, с боковым магазином. На грудь не повесишь. А у новеньких шмайссеров рожок снизу, но я их только у офицеров видел. Его и на груди и на боку носить можно. Это, определенно, не рядовой. Но кто? И что здесь делает?
– Украинский вопрос может быть решен только при содействии германских властей и тогда, когда для этого созреют необходимые условия, – какой-то незнакомец за моей спиной четко выговаривал заученные фразы негромким уверенным в своей правоте голосом.
Я оглянулся. Степан, в компании нескольких полицаев и двух штатских, внимательно слушая одного из них, стоял в нескольких шагах от меня. Наблюдая за немецким солдатом, я задумался и совершенно не заметил их приближения.
– Итак, как я уже сказал на сегодняшней лекции, – уверенно продолжал высокий человек средних лет, одетый в недорогой, но опрятного вида костюм, поглаживая расчесанные на идеальный пробор коротко подстриженные волосы. Его подрезанные с обоих боков светло-русые усы при каждом слове заметно шевелись, подчеркивая выразительность его речи, а круглые очки добавляли проникновенной серьезности выражению его лица, – мы абсолютно убеждены, как только Германия покончит с Черчиллем и Сталиным, тогда и будет решен вопрос о самостоятельности Украины.
– А имея собственное государство, украинская нация станет полноправной хозяйкой своей судьбы, избавившись от порабощения и эксплуатации других государственных наций – наставительно подняв указательный палец вверх, добавил второй штатский.
Я осторожно подошел к Степану и дернул его за рукав. Он обернулся, обнял меня за плечи, прижал к себе.
– Это, Николай Орестович, племянник мой, – представил меня Степан, – тоже от советской власти премного настрадался.
Что он несет, этот дядя Степан? С чего это я настрадался? Это Кошкин нам горе в дом принес. Но Кошкин – это еще не вся Советская власть. Ладно, помолчу пока. Все равно они меня слушать не будут.
– Тебя как зовут, хлопчик? – спросил меня Николай Орестович.
– Коля.
– Тезки, значит, – он усмехнулся холодной задумчивой улыбкой и, обращаясь к присутствующим, призывным голосом произнес, – вот для этих хлопцев и добываем мы вольную Украину!
Потрепав меня по волосам, штатские распрощались со Степаном и его сослуживцами и отправились по Большой Бердичевской в сторону городской управы.
– Кто это? – спросил я Степана.
– Это же сам пан Сциборский! Выдающийся, надо заметить, руководитель, – Степан с восхищением долго смотрел вслед Николаю Орестовичу, явно гордясь тем, что такой известный человек уделил ему немного своего внимания.
О чем-то оживленно беседуя, Сциборский со своим товарищем шли вдоль покосившихся заборов, ограждавших маленькие одноэтажные хатки, разделенные узкими кривыми переулками шириной в запряженную телегу.
Они почти поравнялись с немецким солдатом, до сих пор находившимся на том же месте, когда из глубины одного из переулков вынырнул какой-то человек и последовал за ними. Человек, как человек. Мало ли людей по улицам ходит? Может, еще один почитатель руководящих талантов пана Сциборского. Черт с ними. Надо поручение матери выполнить. Я засунул руку в карман штанов, намереваясь достать деньги предназначенные Степану, как два неожиданно раздавшихся выстрела заставили меня вздрогнуть. Я поднял глаза. Друг Сциборского лицом вниз лежал на земле. Вокруг его головы, быстро увеличиваясь, растекалась лужица крови. Сам Сциборский лежал на спине, тщетно