***
Дороти вошла в кабинет и, увидев сидящую в раздумьи Нору, словно обрадовалась и, прикрыв за собой дверь, уселась в кресло напротив, как раз туда, где только сидела Соня и сказала (она говорила, естественно, на английском, и хотя Нора прекрасно ее понимала, ей почему-то показалось, что она смотрит английский фильм, настолько колоритно и ярко выглядела эта простая и милая женщина):
– Сэр Джеймс ушел, и все забыли про ужин… Я подогревала два раза, ждала, что он вернется, но его до сих пор нет… А вы все пишете? – она покраснела, поняв, что сказала лишнее.
– Это не мое дело, но я приготовила свинину и пирог, а вы стали работать…
– Дороти, если хотите, я поговорю с Соней и попрошу ее отпустить вас домой. Думаю, что вы уже давно должны быть дома…
Но не успела она договорить, как в кабинет, распахнув дверь, вошла Соня. Лицо ее было красным от злости.
– Вот черт, уже столько времени прошло, а его все нет… Спроси у нее, – Соня не говорила по-английски и общалась с Дороти с помощью Норы или Нэша, – она не знает, куда он убежал и где вообще он может быть в такое время… Уже темно, на улице дождь, а он вышел без зонта… ничего не понимаю. Хо тя бы позвонил…
Нора перевела Дороти вопрос, но могла бы этого и не делать – Дороти, конечно же, ничего не знала. Она сказала, что ее хозяин всегда в это время дома, что он не ходит по гостям, разве что в клуб, но это бывает по пятницам, а сегодня четверг.
Но тут они услышали шум, и Соня метнулась к двери:
– Ну наконец-то…
Конечно, Соня в Лондоне и Соня в Москве – это две разные женщины. В Москве – это вконец испорченное, обленившееся донельзя существо, находящее сладость в сне, вкусной еде, светских развлечениях и пространных беседах о бессмысленности существования или очень общо об искусстве. В Лондоне же – измученная неуверенностью в себе и отсутствием любовных ласк женщина, чувствующая приближение чего-то неотвратимого… Такую Соню Нора увидела, во всяком случае, тем поздним вечером, когда они все трое ужинали за столом. Заявившийся домой с таким опозданием Нэш, даже не проронил ни слова в свое оправдание и, ничего не объясняя, сидел теперь с мокрыми от дождя волосами, но уже переодетый, правда, во все сухое и домашнее, и ковырялся вилкой в тарелке. Он не знал, куда спрятать свой виноватый взгляд и предпочел рассматривать пирог, нежели смотреть в глаза своей невесте.
– Джеймс, что случилось? – не выдержала первой Соня и отодвинула тарелку от себя.
– Извините меня, вы из-за меня не поужинали,