Мама была на работе, а мы с бабушкой клеили эти кресты, и я стал стеклом – это никогда не зависело от меня, кем я вдруг становлюсь. Я был прозрачный и благодарный, потому что меня любили и заботились обо мне. Внутри меня было две трещины, и я показывал бабушке, куда лучше наклеить кресты, так чтобы они скрепили эти трещины, но она не поверила мне и наклеила их совершенно в другое место…
Я подошел к зеркалу. На моей груди от плечей до живота явственно белел этот широкий косой крест.
– Я был стеклом, – сказал я маме. – Вот крест и остался на мне.
– О господи, – сказала моя мама. – Этого нам только не хватало…
Назавтра во дворе ко мне подошла эта девочка. Она жила в квартире под нами, и ей тоже было лет пять или шесть.
Когда я смотрел на нее, мне казалось, что если бы я смог слиться с ней, стать с ней одним неразличимым целым, я наконец исчез бы навсегда и что-то очень хорошее случилось бы с нами обоими и с целым миром. Но я понимал, что этого никогда не будет.
– Спорим на американку! – сказала она мне. – Я уже у всех мальчиков во дворе выиграла американку! Ты тоже будешь моим рабом!
Это был серьезный спор – проигравший должен был исполнить двадцать четыре желания выигравшего, по сути становился его рабом.
– Рабом! – согласился я.
Мы взялись за руки и вместе потрясли их. Спор был юридически оформлен. Что-то ушло из окружающего нас воздуха, мне стало скучно.
– А на что мы будем спорить? – спросил я почти равнодушно.
– Что ты не спрыгнешь с крыши, – сказала она.
– С крыши… – повторил я.
– Вот я и выиграла! – закричала она. – Я у всех выигрываю!
– Где ты хочешь стоять, когда я буду прыгать? – спросил я ее. – Наверху или внизу?
Она вытаращила глаза.
– Не знаю… Я никогда не думала… Наверху. Оттуда лучше видно, – сказала она.
– Тогда пойдем со мной на чердак, – сказал я, еще не зная – прыгну я или нет.
Я часто бывал на этом чердаке, помогая бабушке развешивать и снимать белье после стирки. Вот и сегодня бабушка попросила меня снять мои трусы и рубашки, и сейчас ключ от чердака висел на моем ремне.
Мы с ней поднялись на восьмой этаж, и тяжелая железная дверь, не скрипнув, закрылась за нами. На дворе солнце было повсюду, и мы как бы не замечали его, а здесь оно било из узких окон, и сухая пыль неподвижно висела в его слепящих лучах.
«Когда я прыгну, я стану пылинкой и никогда не упаду вниз», – подумал я.
Она, всегда веселая во дворе, здесь притихла и выглядела испуганно. Я никогда не видел ее такой.
Везде