– И что ответила миссис Энн? – перебил больной, цепляясь за руку сестры и не отпуская её от себя.
– Она ответила, что, если бы у меня был сын, и кто-то его убил, я поняла бы её. Она считает, что мне легко рассуждать об абстрактном. Как, впрочем, и большинству людей. С вашего позволения, мистер Гелбрейт, я больше не буду звонить миссис Энн. Если хотите продолжить попытки примирения, поручите это кому-нибудь другому. Не могу же я сказать несчастной матери, что она должна забыть о гибели сына. Мне жаль и вас, и её. Каждый по-своему и прав, и виноват. Но, если она не хочет видеть вас, ничего поделать нельзя…
– Хорошо, Эстер, я не буду докучать вам такими просьбами.
Больной обмяк, и плечи его опустились ещё ниже. Лицо из воскового стало землистым, и чёрные круги вокруг глаз набрякли слезами.
– Но я не убивал её сына – вы это прекрасно знаете. Напротив, я всё сделал для того, чтобы парень ни в чём не нуждался. Но если у него было в порядке с головой, я ничего не мог поделать. Её сын покончил жизнь самоубийством. И в предсмертной записке упрекал не меня, а именно Энн. Она должна прислушаться хоть бы к мнению любимого сына и в первую очередь спросить с себя. Но ей не хочется нести эту ответственность до конца дней. Легче назвать убийцей меня, который и её, и мальчишку буквально вытащил из грязи! Они ютились в какой-то тесной каморке при ателье! Кем бы она была сейчас? Разве жила бы так, имела бы эти возможности? Энн не забыла при разводе взять свою долю, несмотря на то, что называла эти деньги кровавыми. Она была так рада, что я обратил на неё внимание. Буквально захлёбывалась словами, щебетала без умолку! Она готова была ползти за мной на край света. И тогда не услышала возражений – ни сына, ни свёкра. Просто ей сейчас не нужны деньги, вот и всё. У неё и так их достаточно, чтобы дожить свой век в роскоши. Да, я жёстко поговорил с её парнем однажды. Может быть, излишне жёстко. Но с изменниками именно так и надо говорить. Я ведь не ошибся тогда – он действительно предал меня. Он укусил кормящую его руку. Без меня Алекс никогда не смог бы учиться в Гарварде. Там ему и набили голову всей этой чепухой. Я давно недолюбливал это заведение, пытался отговорить его, найти другой университет. Нет, захотел именно туда…
– Это всё было давно, и не надо ворошить прошлое. – Эстер укрыла ноги больного клетчатым пледом, усадила его поудобнее. – Вам принести солнцезащитные очки, мистер Гелбрейт? Солнце светит прямо вам в лицо…
– Разве? – удивился больной. – А я ничего и не замечаю. Мне все время холодно, а перед глазами – серый туман. Я только слышу шум прибоя, крики птиц. Они меня сопровождали всю жизнь. Я ведь родился на пароходе, когда родители возвращались из Китая. Это случилось несколько раньше положенного срока, но я рос крепким малым. Брат Эндрю был гораздо слабее меня. Но он был таким верным другом, Эстер! Он никогда и ни в чём не упрекнул бы меня! Извините, что задерживаю вас. Вы хотели принести очки? Принесите.