Я смогла покинуть госпиталь, где меня выходили бывшие коллеги, предусмотрительно спрятав в подвале, и вернулась к Абу-Валиду с его ребятами. Там и узнала, что меня уже успели оплакать, считая погибшей. Вскоре я навсегда покинула Ирак. Больше я не имела права испытывать судьбу. Мы с Абу-Валидом, ещё не оправившимся от тяжелейшего ранения в шею, через Иорданию выехали из страны, за которую сражались, не щадя своих жизней.
Меня уже слишком хорошо знали – и американцы, и местные их прислужники. Я более не могла свободно передвигаться по Багдаду и его окрестностям, чтобы прооперировать того или иного раненого. Раньше я делала это часто, и всякий раз удачно. Но дважды мне пришлось сильно поволноваться. О том, что произошло со мной шестью месяцами раньше, летом две тысячи третьего года, я расскажу позднее.
Наверное, кое-кого удивляет, что я откровенно говорю о своём тяжком прошлом. Но то, о чём вы читаете сейчас, давно известно моим недругам. Они имеют все основания опасаться меня, и потому украсили моё запястье серым пластмассовым браслетом. Вряд ли он может обрадовать женщину, но я горжусь им больше, чем всеми своими драгоценностями. Электронный наручник постоянно напоминает мне о страхе, который испытывают передо мной противники.
Они пометили меня, как скотину. Постоянно следят за мной и в Египте, и в России, куда я приезжаю к брату и детям, а перед тем мучительно долго согласовывают формальности. Меня круглосуточно стерегут, и будут стеречь ещё долго. Без суда я приговорена к унизительному, тяжкому наказанию. Те, чьей волей я когда-то оказалась в Ираке, спустя много лет объявили виновной именно меня. Объявили шпионкой, а после наказали за экстремизм.
Это называется «ограничение свободы». Человек находится на воле, но возможность его передвижения существенно сужена. Только с этим «подарком» я имела возможность покинуть американскую тюрьму, куда была заключена в начале две тысячи шестого года как предполагаемая сообщница исламских фанатиков-террористов. Через тринадцать месяцев после бегства из Ирака меня всё-таки арестовали. Абу-Валид, к счастью, остался на свободе. В противном случае его ждала бы тюрьма на базе Гуантанамо.
Я же теперь в виде красной точки постоянно перемещаюсь по монитору дежурного. Эти «часики» снять нетрудно – достаточно перерезать браслет ножницами. В таком случае сработает сигнал тревоги, и мне придётся досиживать срок в тюрьме. Но это не входит в мои планы. Мне дарована возможность видеть детей, пользоваться относительной свободой, даже на время покидать Египет.
Мой отец поручился за меня перед людьми, от которых зависела моя судьба. У него была такая возможность. Он оказывал услуги парням из спецслужб, а кое с кем из них даже дружил. Родители достаточно слёз пролили за те годы, что я провела вдали от них, от всей семьи, и потому я стараюсь вести себя примерно.
С браслетом я не расстаюсь ни днём,