Глазам понадобилось от тридцати до сорока секунд, чтобы приспособиться к полумраку, но когда мое ночное видение наконец-то включилось на полную мощность, я ее увидела. Подобно кольцу с бриллиантом на ветке дерева в лесу, с крючка в противоположном конце шифоньера свисала невероятная удача в виде белой резинки в один дюйм шириной и три фута длиной вроде тех, которые Нана продевала в пояс своих собственноручно сшитых из полиэстра трусов. Нана. Я схватила резинку и засунула ее глубоко в свои собственные трусы. Преимущество № 28, резинка для трусов.
В этом шкафу преобладал запах кошачьей мочи, от которого у меня начались позывы на рвоту. В то же время это навело на мысли о маме.
Когда мама делает какое-то заявление, она никогда не ошибается.
– В этом доме есть кошка, – однажды сказала она.
– У нас нет кошки, – засмеялся отец.
Но в ответ на заверения отца, что нос ее обманывает и что она так реагирует на затхлый воздух закрытых всю зиму комнат, мама возразила:
– В этом доме есть кошка, и это так же верно, как то, что я мать вот этого ребенка.
Во время своей тирады она указала на меня, как если бы я была основным вещественным доказательством. Ее свободная от указывания на меня рука упиралась в бедро, спина оставалась идеально прямой, а подбородок на высокой шее вздернутым.
– В этом доме есть кошка, и я это докажу!
Таким было ее напутственное слово присяжным – мне и моему отцу.
Она схватила фонарь отца. Он всегда держал его в ящике для инструментов, пряча от нее по причинам вроде нынешней. Она искала до трех часов ночи, заглянув во все шкафы и кладовки, все укромные местечки и углы, осмотрев чердак и подвал. Она тыкала прутом в трещины в стенах гаража и в полые бревна во дворе. Она обшарила, перерыла и перевернула все, что только могла. Она продолжала обшаривать и переворачивать, пока лампочка фонаря из белой не стала желтой, затем оранжевой, затем коричневой, затем серой и, наконец, черной.
Она не нашла ни единого кошачьего уса, но продолжала провозглашать, обращаясь к измученным присяжным, из которых к полуночи оставалась только я:
– В этом доме есть кошка, и я это докажу!
На следующее утро мой отец, единственный человек, которому позволялось ее упрекать, сообщил маме, что она должна прекратить свои «попытки лететь быстрее скорости света или доказывать существование несуществующей кошки».
Прошу заметить, я ни разу не попыталась опровергнуть мамино заявление. Возможно, я также направляла ее поиски.
Пока отец убеждал маму остановиться, я выскользнула за дверь и скатилась на полянку в березовой роще за нашим домом. Это округлое открытое пространство было устлано ковром из желтых одуванчиков. Таким образом, у моего убежища был желтый пол и белые стены, а еще синий небесный потолок.
Они не знали, где я.
Я